Беслан. Воспоминания заложника.
шестая годовщина уже... столько сказано, и по-прежнему ничего не доказано, в первую очередь потерпевшим. по-прежнему столько споров вокруг этой трагедии, что честно признаюсь, нет у меня больше сил их вести и в них участвовать. в прошлом году я в это время подробно описывал свои воспоминания здесь, в этом нет на это сил. видимо, за дальностью лет срабатывает уже эгоистическое желание забыть это, не вспоминать больше, не будоражить это в себе. я думаю, что даже те, кого трагедия не коснуась напрямую, кто просто работал в Беслане, журналистом или переводчиком или кем-нибудь еще, все вынесли оттуда какую-то душевную травму. был такой случай, спустя наверно месяц после тех событий моя знакомя, которая работала там переводчицей, зашла во Владикавказе в интернет-кафе и увидела там паренька, который украдкой смотрел порно в интернете. ее просто вывернуло всю от гнева, она начала кричать на него, потом все это превратилось в истерику... с трудом успокоилась.
а сегодня в ЖЖ бывшая бесланская заложница начала вывешивать свои записи, которые она делала лежа в больнице. предлагаю вам их.
Лежа в больнице, сразу после того как у меня появился ноутбук, я начала записывать свои воспоминания о тех 3 днях, проведенных в заложниках. Спустя 6 лет хочу опубликовать эти записи, которые писала тогда, на свежую голову. Каждый день буду постить воспоминания тех дней. Если у кого-то возникнет желание перепостить запись или использовать какие-то цитаты - не буду ничего иметь против. Текст не редактирую.
Начало. 01.09.2004
С моим городом произошел страшный случай, который разрушил нашу прежнюю жизнь. Название ему – захват террористами школы №1 города Беслана…
Утро. Тепло. Солнечно. 1 сентября. Любимый праздник после дня рождения. Одеваюсь. Белая новая кофточка, черная юбочка, любимые туфли. Мама надела свой любимый бежевый костюм. Позавтракали, собрались, десять минут девятого – выходим. Какая же погода хорошая! Мы идем по залитой солнцем Надтеречной, так солнечно – глаза болят! Что-то никого нет – рано еще. Мы вышли пораньше, чтобы докончить оформление маминого кабинета.
Подходим к школе, людей во дворе мало – человек сорок. Большая часть, наверное, внутри. Все как обычно: ученики стоят кучками по классам и обсуждают моментально закончившиеся каникулы, учителя занимаются почти тем же, кто-то таскает аппаратуру, первоклашки заходят с огромными букетами и шариками в школу.
Мы с Мамой заходим в ее класс. По всей школе пахнет краской: Света и Александр Михайлович не успели все доделать. Еще обвалились потолки в коридоре перед столовой и где-то на втором – Мама рассказывала.
Пока все тихо, никого нет. Мама пишет на доске фразу: «Добро пожаловать в школу!». Я хожу, что-то прибираю. Вышла на улицу – никого из «наших» нет. Конечно, мы уже старшие классы (девятый), грех не опоздать. Полчаса ходила, искала одноклассников, никого не было. Батика встречала с Шалвой. Джульетты Георгиевны еще нет. Вообще никого из наших нет. Выхожу во двор. Ну, вот, стали потихоньку собираться. А вот и Дреева! Она в панике: туфли натерли, нужна вата. Забежали к Маме. Там уже первоклашки сидят за партами, у всех банты, цветы. Все нарядные. Кто-то снимает на камеру своих драгоценных чад, Кто-то делит между детьми шарики, они, по сложившейся традиции, сегодня должны улететь в небо. Я Мадине говорю, что завидую им: «Они такие маленькие и счастливые». Потом вышли во двор, там наши уже построились. Ну, мы рванули к ним. Все стоят, разговаривают, в ожидании начала линейки. Мы с Кристиной и Дзерой обсуждаем дзерину кофточку…
Тут наш разговор обрывается. Где-то совсем близко раздались выстрелы. Я повернула голову и увидела трех мальчиков бегущих к выходу, а за ними человека в камуфляже и с черной густой бородой. Он бежал за мальчиками и стрелял в воздух. Я подумала: «Кто-то плохо шутит, наверное, розыгрыш или опять какая-то проверка». Эти мысли сразу же пропали, когда со всех сторон началась стрельба и нас погнали в сторону котельной. Мы сбились в кучу. На асфальте валялись потоптанные букеты, туфли, сумки. Мы сидели у стены котельной. Люди паниковали. Они приказали нам молчать и подходить к спортзалу. Люди не подходили к двери спортзала, а просто кинулись туда. В голове почему-то все время вертелось правило, которое нам всегда твердили учителя: «В чрезвычайной ситуации главное – не паниковать». Конечно, это, правда, но не паниковать было невозможно. Это чувство охватывало все тело, весь разум, все сознание. Хотелось бежать куда-то в толпу, подальше, где-нибудь спрятаться, скрыться. Повторяла себе: « Все сейчас кончится, это только сон». Всегда, когда я слышала эти фразы в голливудских фильмах, я смеялась над американцами, но сейчас было совсем не до смеха. Это был не страх, это было желание жить.
Дверь спортзала была закрыта, и тогда Они выбили два окна выходящие в коридор. Все стали запрыгивать через них. Пихались, толкались, старались пролезть. Когда все люди оказались в коридоре, они сказали нам, чтобы мы сели на корточки и молчали. В этой толпе я разглядела Зарину – мою одноклассницу. Я взяла ее за руку. Она очень крепко сжала мою ладонь и попросила, чтобы я не отпускала ее. Странно, я ничем не могла ей помочь, но мне самой эта чья-то рука в моей ладони сильно была нужна. Это какая-то взаимопомощь, поддержка. Очень сильное чувство, которое помогает даже в такой ситуации. Мы держались, мы были рядом, мы были ВМЕСТЕ. Это очень важно.
Мы медленно продвигались к спортзалу. Когда мы в него зашли, я заметила свою близкую подругу - Мадину. Мы с Зайкой продвинулись поближе к ней. Она нас заметила, и нас стало уже трое. Мы сидели на корточках и держали «руки зайчиком», как Они сами говорили. Люди паниковали, мы были в истерике. Чтобы нас успокоить, Они подняли мужчину и пригрозили убить его, если мы не замолчим. Мы старались, но страх и паника брали верх. Раздался выстрел. Они его убили… тут наступила тишина, мертвая, в прямом значении этого слова. Лишь плач и крик детей нарушал ее. Они приказали сначала выбросить все телефоны, а потом и сумки. Они сказали, что расстреляют двадцать человек, если услышат какой-нибудь телефонный звонок. После этого полетело еще около десятка сотовых. Они еще раз пригрозили, сказали, что расстреляют двадцать детей. Учителя уговаривали людей, чтобы они отдали все мобильные. Еще несколько телефонов вылетело из толпы. Некоторую массу людей Они подняли и перегнали в противоположную сторону спортзала. Среди них оказались и мы. К этому времени они уже разложили взрывчатку. Наверное, там было снарядов десять, я так думаю. Все Они делали очень профессионально, как будто всю жизнь занимались Этим.
Все время я думала о Маме. В зале я ее не видела, там было такое количество народа. Все время искала ее глазами, но безуспешно. Но вскоре я услышала голос, самый приятный и любимый голос с детства. Ее Голос. Она просила одного из Них, разрешить ей пойти сесть ко мне. Как бы не было странно, но Они разрешали родственникам вставать и передвигаться, чтобы сидеть рядом. Мама подошла к нам и села. Мы сразу стали расспрашивать ее, что будет, отпустят нас или нет. Всех одолевал страх. Мама говорила очень спокойно, что все будет хорошо, что нас спасут. Хотя я смотрела на нее, и понимала, что даже мама не знает, чем все кончится, но она просто успокаивала нас, как своих учеников, как детей. Дети - мы действительно, тогда были просто испуганными детьми. Подумаешь – девятый класс, но мы все равно ДЕТИ, просто дети. В такой ситуации даже самые взрослые ВЗРОСЛЫЕ, становились капризными детьми. И я их не осуждаю, просто мне кажется нельзя их осуждать. На самом деле, это была далеко не простая ситуация. Психологически тяжелая, было очень трудно держать себя в руках.
Прямо возле нас стояли две шахидки. Они были в парандже, и их не лиц не было видно. Только глаза и ноги. Они были в спортивках и кедах. В одной руке у них были пистолеты, а другую они все время держали на кнопках от поясов. И еще у них был такой взгляд… Ледяной, неживой, способный на все. Именно шахидки вселяли такой страх и ужас. Но самое большое чувство, которое появлялось при виде них, это ненависть.
Еще до Этого, когда я слышала о смертницах, я их ненавидела, они вызывали у меня отвращение, омерзение, ненависть. В моем представлении женщина – это, прежде всего МАТЬ, хранительница домашнего очага, жена. Как ЖЕНЩИНА может убить невинного, беззащитного человека? Женщина создана для того, чтобы любить. А Мужчина для того, чтобы защищать Женщину, детей. Для меня идеал Женщины - это, конечно же, Мама. Она прожила нелегкую жизнь, всегда любила папу и была ему верной, воспитывала нас правильно, а самое главное - смыслом ее жизни была семья и дети.
Шахидки куда-то вышли. А потом, подняли десятерых крупных мужчин и вывели. Нам сказали, чтобы мы не переживали и, что с ними будет все в порядке. Мимо проходил боевик, вдруг он остановился, что-то сказал, потом посмотрел на Мадину, и очень разозлился. Он со словами: «Закрой свой стыд!», кинул ей какой-то пиджак. У нее были голые колени и она, испугавшись, сразу накрылась. После этого мне стало чуть-чуть легче. «Хоть насиловать не будут»,- думала я.
Именно этот боевик, его лицо, было мне очень знакомым. Как будто, я его уже видела в Беслане. Я сказала это Мадинке, и она сказала, что тоже где-то его видела. Может, она ошибалась. Ему было лет 35-38, не больше и у него был огромный шрам на шее. Сначала, он был самым нормальным.
Да, и вообще.… Все Они сначала были «нормальными».
В первый день Они кидали людям листочки, чтобы мы могли обмахиваться, пускали в туалет, раздавали воду. Они назначали некоторых мальчиков, и эти мальчики заходили в туалет, набирали в ведра воду и разносили ее по залу.
Правда, потом люди стали «стали вести себя, как базарные бабки». И Их великодушие куда-то по чуть-чуть стало уходить. Они назначили Злату Сергеевну, она должна была водить детей в туалет, по очереди. Воду уже не раздавали, можно было попить только в туалете.
Время текло очень медленно. Было жарко, ужасно жарко. Мы снимали себя, все, что только можно было снять и остаться в приличном виде. Места было мало, мы сидели на скамейке. Как-то я смогла разорвать на себе колготки. Девочки младших классов мучались в своих синтетических формах.
Мы сидели с Мадинкой и разговаривали. Разговаривали о том, что совсем не верится, что это все происходит с нами, в реальной жизни. Мы находились в недоумении. Было такое чувство, что это происходит в каком-то параллельном мире, не с нами. Было очень странно, что уже о нас знает весь мир. Как бы там не было, но мы держались, вели оптимистические разговоры, шутили. В тот момент как мне кажется, это был самый правильный выход. Лично тогда считала, что не надо плакать, отчаиваться у них на глазах – тем самым доставлять Им удовольствие и показывать Их могущество над нами. Поэтому я и держалась, хотя желания поплакать, почему-то не было.
31.08.2004
Еще вчера мы все приходили в школу, прибирались у мамы в кабинете, там же с Дзеркой рисовали плакат с Буратино и букварем маминым первоклашкам. Потом после работы мы ели обычный для МАДАММ обед: лаваш с майонезом и полутора литровый лимонад за 9 руб. мы все сидели за двумя маленькими партами: я, Батик, Дзера, Мадинка, Алина и мой двоюродный брат Тимур. Все было тихо. Ничто не предвещало приближающуюся трагедию. Мы сидели там часов до четырех – сидели, болтали, прибирали, что-то дорисовывали. Было уже что-то около трех, когда мы собрались по домам.
Мы (МАДАММ) часто собирали такие посиделки, и обычно сидели часов до четырех, до самого закрытия школы. Сидели у мамы ли в тридцать третьем (в собственном кабинете).
Случалось даже такое, что школу закрывали, и мы вылезали из окон. Но всегда нам очень сильно хотелось остаться в школе с ночевкой. Вот такое маленькое МАДАММовское желание.
А Мама часа в два ушла в паспортный стол – делать российское гражданство. А наш паспортный стол почему-то упорно отказывал, естественно, рассчитывая, что мы дадим взятку. Лишь потом один наш знакомый А., работающий в милиции, великодушно согласился сделать то, что по закону сделать был обязан. Как раз первого сентября Мама собиралась идти за своим «красивым» паспортом…
Самый первый взрыв.
Где-то часов в пять раздался какой-то взрыв. Он был в школе, но далеко от спортзала. Спустя несколько минут в главный вход боевики завели одного раненого мужчину из тех, кого выводили. Возле нас сидела Фатима-медсестра, и его подвели к нам. Фатима попросила, чтобы ей разрешили взять медикаменты из кабинета, но Они ее не выпустили. Тогда она нашла какую-ту рубашку, и стала перевязывать его голову и плечо. Кацанова Алана очень сильно ухаживала и помогала. Она все время вытирала раненого тряпкой, давала ему воду, обмахивала бумажками. Мы все находились в каком-то ступоре, а Аланка так помогала. Она молодец. Для меня она героиня. Я очень ей горжусь, а за себя даже стыдно. Он еще долго лежал возле нас, а потом я не знаю, что случилось, но его уже не было. К концу дня чувства голода почти не было, вернее жажда и жара забили его. Было где-то около восьми часов, когда пошел дождь, он стучал крупными каплями по подоконникам. Мы как раз сидели под выбитыми окнами и хватали ртом дождинки - так хотелось пить. Мама накрывала меня и девочек своим пиджаком, а я все время вылезала из-под него – под дождь. Мне было так хорошо, по-моему, самое лучшее воспоминание из этого ада. Люди раскладывали тряпки и вещи на подоконниках, чтобы они намокли. Потом мы обтирались ими. Естественно после дождя стало чуть-чуть прохладнее.
Кстати, ближе к обеду Они пытались установить в зале телевизор (видимо, чтобы развлечь заложников передачами новостей), но у них не получилось, потом Они его унесли. Они рассказывали, что по телевидению передают, что в заложниках 354 человека. Мы находились, как бы это лучше сказать, в негодовании. Мы злились, мы отчаивались, мы ненавидели.
«Маленькое МАДАММовское желание».
Приближалась ночь. Никаких новостей. Хотелось спать, хотелось пить, есть не хотелось совсем. Кто-то еще днем находил шоколадки и раздавал. Мне тоже давали, правда я не ела. Я ее отдала. Зачем есть, если еще сильнее захочется?
В течение дня к нам подсиживались новые люди. Просто возле нас сидела Л.А., и люди думали, что с директором будет безопаснее. А она… Нет, я, конечно, не считаю, что она была в связи с террористами, но просто мы в ней разочаровались, как в учителе, как в Человеке, как в более взрослом человеке. Даже если тебе девяносто лет, то ты не имеешь права засовывать в рот таблетку, когда вокруг тебя дети, падающие в обмороки, просящими глазами смотрят на тебя. Да, что смотрят – подходят, матери просят, а ты говоришь: «Больше нет», досасывая валидол. В такой ситуации не надо быть героем, просто нужно быть Человеком, и даже не с Большой Буквы. Может я не права, но это мои моральные принципы.
Мы в первый день держались, шутили, да и вообще старались не впадать в какую-то панику. Так как Залина - психолог, по ее словам я считала, что будет лучше, если мы не будем особенно зацикливаться на происходящем. Мы шутили, шутили даже «по черному». Да, мы были положительно настроены.
Всю ночь мы спали парами по часу. Пока мы с Мадиной сидели на скамейке, Мама с Зариной спали на полу. Проходил час, и мы менялись. Кто-то спал у кого-то на коленях, на плечах. Все были измучены, было уже не жарко – душно, на руках женщин плакали полусонные детки. Вот в такой, не самой лучшей обстановке и исполнялось наше «маленькое МАДАММовское желание». Лучше бы оно никогда не исполнилось…
