мой дед...
ну и когда, если не сегодня, стоит повторить свою запись от 23 февраля. даже если все уже читали, лишним это не будет. тем более, что недавно дедовские медали чуть было не пропали, после того как этот наркоша прихватил их вместе с камерой. тогда поводом для записи послужил другой праздник, но пожалуй сейчас она даже более уместа.
праздник защитника отечества совсем не мой праздник, никак. я и оружия почти никогда в руках не держал, разве что дядин карабин в детстве чистил. да и от армии я откосил после универа, пока в аспирантуру не поступил. тупо попрятался во время призыва, вот и все. чему до сих пор дико рад. я этим не хвалюсь, просто рад, что я не попал в армию, вот и все. не то чтобы я весь из себя такой пацифист, я часто представляю себя перед выбором - пошел бы я на войну, если бы она угрожала моему дому, моей семье. но в общем мне эта воинская эстетика никогда близка не была, и абсолютно никакой романтики она для меня не представляет. поэтому это не мой праздник. но среди моих есть немало самых настоящих защитников отечества. это конечно и оба моих деда, которых давно нет. расскажу про Цхурбаева Гаврила, потому что деда по маме я помню хуже, его не стало еще раньше.
Он был славный, мой дед. Его уже больше 20 лет нет на свете, я его неплохо помню. С ним связанно мое первое детское воспоминание. Мы гуляли вдвоем по парку возле их с бабушкой дома, и я держал его за руку. В один момент я отвлекся, заигрался с чем-то и отстал, мне было тогда года четыре. Когда я поднял глаза, я увидел, как он продолжает медленно и ровно идти вперед, сложив руки за спиной. Высокий и стройный, с красивыми седыми волосами, он до самой смерти держался спокойно и встретил ее без суеты. В общем, я побежал его догонять, а когда догнал и взял его за руку, он вдруг остановился и медленно повернул ко мне свое лицо – на меня удивленными глазами смотрел совсем чужой дед. Мой стоял дальше и, улыбаясь, махал мне рукой. Именно таким он мне запомнился, а не лежащим в постели.
В мирное время он долго работал на тбилисском лимонадном заводе. Мама рассказывала, что он часто опаздывал на завод и начальница цеха постоянно истерично на него кричала. Один раз он ответил калбатоно Тамаре, что так кричать это не беречь свое здоровье, для давления очень плохо. Та еще больше погнала на него с истерикой. А на следующий день весь цех был в трауре - калбатоно Тамара скончалась от приступа. И смешно и вроде не повод для смеха...
А последние здоровые годы своей жизни он работал сторожем на тбилисской выставке (ВДНХ). Это наверно одни из самых светлых детских лет в моей жизни. Сколько раз он брал меня с собой на дежурство и мы там же возле его маленькой коморки делали в углу небольшой костер и жарили шашлык. А потом он разрешал нажимать огромные кнопки на пульте управления, которые открывали железные ворота.
Потом он заболел, какая-то зараза сковала его ноги, и он перестал двигаться. Это было последствием того, что во время войны его отряд много дней простоял в болоте в окружении фашистов. Это было, кажется в Белоруссии, он привез оттуда кучу медалей и орденов. Короче говоря, когда он слег никто не мог его вылечить и так он пролежал, наверное, года два или три, не меньше. Когда я приходил к ним на выходных он просил меня принести ему из ванны его бритвенные приборы и медленно, но тщательно брился.
Потом такая жизнь его совсем достала, и он решил с ней завязать. В один день он перестал есть и не поддавался ничьим уговорам. Где-то спустя две недели или больше ему стало совсем худо, он уже не говорил и почти никого не узнавал. Позвонила бабушка и сказала, чтобы мы скорей приезжали. Мы с отцом приехали, и я зашел к нему в комнату. Дед улыбнулся мне, протянул худую костлявую руку, но сказать уже ничего не мог. Через пятнадцать минут он умер. Как будто ждал когда я приду, чтобы в последний раз меня увидеть и спокойно умереть. Мне потом казалось, что он и в гробу улыбался. А вечером, когда мы вернулись домой, я спросил у мамы разрешения включить телевизор, но она сказала, что нельзя, все-таки сегодня дедушка умер. Я подумал, значит и вести себя надо как-то по-другому, но не успел додумать ту мысль.
Мой дед...
