Об опросе

В мае 2016 года мы, объединенная группа ученых из РАНХиГС и Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара (Ирина Стародубровская, Евгений Варшавер и Егор Лазарев), провели опрос населения Дагестана. Опрос проводился через интернет — участники опроса рекрутировались через социальные сети Facebook, ВКонтакте и Одноклассники, онлайн-версия анкеты была размещена на «Кавказском Узле». Ссылка на электронную анкету была также размещена в изданиях «Черновик» и «Новое дело».

Опрос ставил своей задачей изучение ценностей дагестанских мусульман. Однако что значит быть мусульманином, мы не уточняли и, как показал наш опрос, среди респондентов оказалось немало приверженцев светского образа жизни, которые, тем не менее являются «этническими мусульманами». В то же время, очевидно, опрос мог в первую очередь привлечь внимание людей с активной жизненной позицией, читающих СМИ и/или присутствующих в социальных сетях и, главное, готовых потратить как минимум полчаса своей жизни, чтобы выразить свои взгляды. То есть скорее мы получили отражение ценностей исламизированного сегмента дагестанского интернет-сообщества — образованных, в значительной части городских мусульман.

Нужно сразу оговориться, что наш опрос не отражает взгляды населения Республики Дагестан в целом, — говоря социологическим языком, опрос не является репрезентативным. Поэтому, если какое-нибудь СМИ, увидев графики из наших работ, даст новость «Московские социологи посчитали, что в Дагестане 30% населения — салафиты», или что «20% населения Дагестана не счастливы», это будет ошибкой. Результаты нашего опроса отражают только взгляды определенной части дагестанского общества. Однако большой массив заполненных анкет позволяет нам выявить закономерности в ответах на разные вопросы и таким образом понять, как, например, религиозные взгляды различаются между поколениями дагестанцев, или, другой пример, как связаны между собой поддержка свободных выборов и отношение к коррупции.

Зачем проводился этот опрос? Долгое время члены исследовательского коллектива занимались изучением Дагестана на основе наблюдений и многочасовых глубинных интервью. И в какой-то момент возникла идея соотнести результаты этой работы с анализом ответов на вопросы анкеты на основе статистических методов. Подобные опросы уже почти полвека проводятся во многих странах мира, включая Россию. На основе таких стандартных анкет мы и построили наше исследование. Однако мы также включили в анкету наши собственные вопросы, сформулированные в ходе изучения дагестанских реалий.

В самом конце опроса мы предоставили респондентам возможность написать отзыв об опроснике. К нашей радости, подавляющее большинство отзывов были положительные. Например: «Было интересно узнать о себе, раньше я не задавал себе такие вопросы, и когда ответил, мне стало гораздо легче». Или: «Очень рада, что наше мнение вам важно!» Или даже: «Человек, вооруженный знаниями, непобедим!»Конечно, встречались и негативные отзывы: «Полная чушь!»; «Не пойму, что даст это анкетирование? Вопросы как для детей младших классов!». Наконец, несмотря на то, что мы особо подчеркивали, что опрос является чисто научным, некоторые из респондентов все равно решили, что это какая-то «не простая анкета». Например: «Все задавалась вопросом: кто составитель?»; «Опрос спецслужб», «Мне кажется, что этот опрос проводила партия НПК». Еще раз подчеркнем, что все вопросы составлял наш авторский коллектив, и ни НПК, ни ФСБ, ни ЦРУ к ним отношения не имеют. Эти данные будут включены в наши научные исследования.

Пока же мы, как и обещали, представляем предварительные результаты для обсуждения. Такое обсуждение не приведет автоматически к «процветанию Дагестана», как того хотели бы некоторые участники опроса, однако, как нам кажется, объективное научное знание является ценностью само по себе. К тому же, мы надеемся, результаты нашего опроса позволят составить более адекватную картину ценностей и мировоззрения мусульманского сегмента дагестанского общества.

В нашем опросе приняли участие 3105 человек. Из них 1675 полностью заполнили анкету. На основе этих 1675 анкет мы и проводим наш анализ. Использование только полностью заполненных анкет позволяет нам сопоставлять взгляды различных групп участников опроса и выделять ценностные модели. В нашей выборке оказалось примерно 70% мужчин и 30% женщин. Средний возраст участника нашего опроса 40 лет — при этом в опросе приняли участие и 18-летние, и даже 76-летние участники. Примерно 70% респондентов имеют высшее образование. Также примерно 70% живут в городах, в Махачкале — 47%. В опросе приняли участие представители разных национальностей, люди, занятые в разных профессиональных сферах. Таким образом, мы получили большое разнообразие личных характеристик участников опроса.

И, наконец, немаловажный вопрос — а что же мы все-таки смогли измерить на самом деле? Можно ли считать, например, что если ценности добросовестной работы среди дагестанских мусульман, как это следует из опроса, широко распространены, то люди, относящиеся к этой категории, обязательно будут хорошими работниками? На самом деле, то, что люди считают правильным, и то, на что они ориентируются в своем поведении, далеко не всегда совпадает. А в том, что они считают правильным, перемешиваются (причем в разных пропорциях) их индивидуальные воззрения и те установки, нормы и табу, которые приняты в обществе в целом. Поэтому всегда очень сложно определить, отражением какого из этих ценностных уровней (общественных предпочтений, индивидуальных деклараций или реальных жизненных ориентиров) являются результаты опроса. Обычно в исследовании ценностей ограничиваются декларативным уровнем. Мы попытались пойти дальше и, чтобы «приземлить» ответы наших респондентов, наряду с общими вопросами предложили еще и конкретные ситуации, где нужно было выбрать практическое решение. По нашему мнению, это позволило хотя бы частично перейти от деклараций к реальным жизненным ориентирам.

Дагестанские мусульмане о себе и о мире вокруг себя

Дагестанские мусульмане — счастливые люди, как бы странно это ни звучало с учетом экономических неурядиц, клановости, коррупции, правового беспредела в республике. Почти 85% респондентов заявили, что они очень счастливы или скорее счастливы, абсолютно несчастливыми считают себя около 1,5% опрошенных. Результат во многом парадоксальный, но не новый. Возможно, среди суровых горцев просто не принято выносить на публику собственные проблемы. А может быть правы эксперты Евробарометра, которые, также отметив экстремально высокий уровень счастья среди дагестанцев, связали его с широтой социальных контактов (измерялась количеством номеров в телефонной книге)¹. Но, в любом случае, вне зависимости от причин, наш опрос подтвердил результаты, полученные ранее в рамках Евробарометра

Можно предположить, что широте социальных контактов дагестанцев способствует их терпимость к представителям многих других культур. Подавляющее большинство опрошенных дагестанских мусульман готовы жить по соседству с иммигрантами, представителями других рас, религий, национальностей, языковых групп. Гораздо более критичное отношение к тем, кто воспринимается ими как носители «социальных пороков», — алкоголикам, гомосексуалистам, наркоманам. Таких соседей не хочет иметь практически никто. А вот по отношению к больным СПИДом и живущим вместе парам, не состоящим в браке, голоса разделились практически пополам — как нежелательных соседей их рассматривает 43-45% опрошенных.

Тех, кто чувствует себя защищенными, гораздо меньше, чем тех, кто считает себя счастливыми. Хотя и здесь показатели достаточно велики. «Да» или «скорее да» на этот вопрос ответили около 60% опрошенных. При этом молодежь лучше адаптировалась к современным реалиям и чувствует себя более защищенной, чем старшее поколение.

Ощущение недостаточной защищенности проявляется и в том, что дагестанские мусульмане не готовы неизбирательно доверять людям. Лишь около 40% опрошенных считает, что большинству людей можно доверять. Для того, чтобы выяснить, кому прежде всего оказывается доверие, мы задали два вопроса. В первом случае необходимо было выбрать один ответ (кому доверяют в первую очередь), во втором — кому еще готовы доверять (все подходящие ответы). Выяснилось, что более половины опрошенных готовы в первую очередь доверять всем людям, если их поступки не доказывают, что они не достойны доверия. Около трети доверяют в первую очередь родственникам. Не так много людей доверяет в первую очередь друзьям или единоверцам — в обоих случаях показатель не достигает 10% опрошенных. И если в ответе на второй вопрос доля готовых доверять друзьям повышается до 55%, то единоверцам — лишь до 29%. Еще более низкий уровень доверия появляется по отношению к коллегам по работе, землякам, людям своей национальности.

На самом деле, результат чрезвычайно интересный. Мы видим, как в среде дагестанских мусульман фактически конкурируют две идеологии: одна из них основана на приверженности собственной кровнородственной группе, другая — на принципах универсальной справедливости по отношению к окружающим людям. Забегая вперед, скажем, что среди разных групп мусульман по этому вопросу будут определенные различия, но общая картина сохранится. А конкуренцию этих двух моделей (приверженность собственной группе и универсальная справедливость) мы обнаружим и в дальнейшем анализе.

Ответы на вопросы о доверии демонстрируют различия в зависимости от возраста респондентов. Молодежь меньше готова доверять людям (в группе респондентов моложе 35 лет этот показатель снижается до 29% по сравнению с 53% в группе старше 55) и меньше готова в первую очередь доверять всем людям, если их поступки не доказывают, что они не достойны доверия (43% и 54% соответственно). Происходит сдвиг в пользу доверия более узким, но более разнообразным группам — и если доверие родственникам существенно колеблется по разным возрастам, то устойчиво растет доля тех, кто в первую очередь доверяет группам, не относящимся к кровнородственным: друзьям (10% и 6%) и единоверцам (11% и 5% соответственно). Среди молодежи растет доверие к единоверцам и ниже доля тех, кто в принципе готов доверять землякам, коллегам по работе, людям своей национальности.

Для определения того, как люди строят свои жизненные стратегии, важно понять, плывут ли они по течению или сознательно выбирают свой жизненный курс. Опрос показал, что фатализм не является доминирующим среди дагестанских мусульман. 57% опрошенных склоняются к тому, что у них есть свобода выбора и они сами контролируют свою жизнь, и лишь 15% полностью отвергают этот тезис. Причем молодежь в еще меньшей степени склонна к фатализму, чем старшее поколение. Это подтверждается и ответами на другие вопросы. Так, в условиях, когда городские власти собираются снести рынок, где работают знакомые респондента (одна из ситуаций, предложенных в рамках опроса), более 80% предлагают какие-либо активные действия для решения проблемы, и лишь менее 5% считают, что ничего делать не надо — все как-нибудь образуется. Положиться на судьбу и не предпринимать особых усилий для подготовки к собеседованию для приема на высокооплачиваемую работу (еще одна условная ситуация) оказались готовы 13% опрошенных — явное меньшинство. Но здесь, судя по всему, наблюдаются различия, связанные с гендером. Когда мы спросили, стоит ли предпринимать какие-либо действия девушке, которая хочет выйти замуж и иметь детей, более половины опрошенных предложили не проявлять особой активности — все равно все сложится как сложится. Похоже, от женщины ждут большей покорности судьбе, чем от мужчины.

Чего же хотят от окружающего мира дагестанские мусульмане, с чем готовы мириться, чему противостоять? Среди четырех предложенных вариантов долгосрочных целей развития страны на первом месте — экономический рост: более 80% опрошенных поддержали эту цель. А вот на втором месте — больший учет мнения людей на работе и в обществе. В среднем важность этой цели поддержали 45% опрошенных, а вот среди молодежи соответствующая доля выше половины. Этим целям явно поиграли две другие — повышение обороноспособности и благоустройство городов и сел. При этом важность обороноспособности для молодежи ниже, чем для старшего поколения, а важность благоустройства городов и сел, наоборот, выше.

При этом мусульмане вполне комфортно чувствуют себя в рыночной экономике. Практически 90% опрошенных в той или иной мере согласны с тем, что конкуренция между предприятиями, фирмами, организациями пойдёт на пользу нашему обществу. Принять порождаемое такой конкуренцией социальное неравенство готовы не все её сторонники, но, тем не менее, значительная их часть: 75% опрошенных в той или иной степени считают нормальным, когда владелец процветающего предприятия, использующего труд наемных рабочих, богаче других людей.

Что касается личной активности, то более половины опрошенных считают для себя важным участвовать в благотворительности, в благоустройстве общественных пространств, а также в борьбе за гражданские права. Для молодежи важность борьбы за гражданские права снижается, а благотворительности, напротив, возрастает.

Дагестанские мусульмане нетерпимы к нарушению традиционных моральных норм — гомосексуализму, проституции, сексуальным отношениям до брака, а также к проявлениям коррупции. 86% считают никогда не оправданным получение взятки с использованием служебного положения; 80% согласны с тем, что неформальные платежи² — это коррупция, которая вредна для общества; более 70% предпочитают систему, где представители власти жестко следят за соблюдением правил и не согласны идти навстречу тем, кто эти правила нарушает.

В то же время, хотя примерно 85% опрошенных декларируют, что законы государства, в котором они живут, надо соблюдать даже в том случае, когда с ними не согласны, толерантность к конкретным фактам нарушения законодательства гораздо выше. Никогда не оправданным считают:

• получение государственных пособий, на которые у человека нет права - 48% опрошенных;
• проезд без оплаты в общественном транспорте – 45% опрошенных;
• неуплату налогов – 36% опрошенных.

И лишь кража чужой собственности вызывает практически единодушное осуждение.

Мнения разделились также по вопросу о личных связях³. Более половины респондентов склоняются к тому, что использование личных связей никому не вредит, остальные скорее считают, что использование личных связей — это решение собственных проблем за счет общества.

Обращает на себя внимание то, что молодежь в большей мере, чем представители старшего поколения, готова мириться с негативными общественными явлениями, такими как коррупция и избирательность правоприменения, а также оправдывать нарушения законодательства. Большую «вписанность» молодежи в современные реалии подтверждает и то, что в рамках этой группы максимально число тех, кто готов апеллировать к руководству республики при возникновении проблем (в нашем случае это была условная ситуация угрозы сноса рынка). Правда, таковых все равно оказалось лишь 11% (по другим возрастным группам — 6%).

Религиозность

Как уже говорилось выше, наш опрос позиционировался как опрос дагестанских мусульман. При этом никаких формальных критериев, кого считать мусульманином, не выдвигалось. Мы были заинтересованы в том, чтобы получить ответы как можно более широкого круга людей, идентифицирующих себя как мусульмане. Не секрет, что в Дагестане существует множество различных исламских течений, и одной из задач опроса было понять, влияет ли принадлежность к той или иной религиозной группе на характер ценностей человека. Соответственно, в опрос сознательно были включены вопросы, по которым можно было с высокой степенью вероятности определить, к какому направлению ислама относится респондент. Группировка осуществлялась следующим образом:

1. На вопрос «Совершаете ли Вы пятикратный намаз (молитву)?» 56% ответили, что всегда совершают, 15% — иногда, менее 30% не делают намаза. Последняя группа была выделена как секуляризированные мусульмане. Нельзя сказать, что они не имеют никакого отношения к религии, — лишь 29% из них утверждают, что не держат уразу (пост) и не хотели бы этого делать (37% держат уразу или пытаются это делать, остальные хотели бы, но по разным причинам не могут), около трети участвуют в мавлидах (праздновании для рождения пророка или других аналогичных собраниях), половина имеет свое мнение о том, как искать ответ при желании решить какой-либо вопрос в соответствии с религиозными канонами. Тем не менее, их нельзя отнести к категории практикующих мусульман, к которой относятся остальные 72% принявших участие в опросе.
2. Из числа практикующих мусульман были выбраны те, кто положительно ответил на вопрос «Принадлежите ли Вы к тарикату⁴?». Таких оказалось менее четверти. Соответственно, на этой основе была сформирована группа суфии.
3. Для того, чтобы разделить оставшихся респондентов на тех, кто тяготеет более к традиционному или к нетрадиционному исламу, использовался вопрос: «Участвуете ли Вы в мавлидах?». Те из практикующих мусульман, кто дал на него положительный ответ, были условно отнесены к категории традиционалистов, остальные были отнесены к нетрадиционному исламу⁵.

В результате все наши респонденты были разделены на четыре группы:

• секуляризованные мусульмане - 28%;
• суфии – 22%;
• традиционалисты – 22%;
• нетрадиционные мусульмане – 28%.

То, что группы имеют содержательные ценностные различия, видно хотя бы из структуры их жизненных приоритетов, представленных в Таблице 4.

Представленные в таблице данные демонстрируют, что из четырех рассматриваемых групп суфии и нетрадиционные мусульмане наиболее серьезно относятся к роли религии в своей жизни — для них она очень высоко котируется в перечне жизненных приоритетов. Также эти группы наиболее дисциплинированны в том, что касается выполнения всех обрядовых требований — пятикратного намаза, уразы. Для них чрезвычайно важно и воспитание религиозности в своих детях.

В то же время по ряду позиций их мнения существенно расходятся.

• Возможность чтения переводов Корана на русский и другие языки признают лишь 19% суфиев и 70% представителей нетрадиционного ислама.
  Распределение ответов на вопрос «Как Вы считаете, можно ли читать Коран в переводе на русский или другие языки, которые Вы знаете?» по религиозным группам (График 11)
• Подавляющая часть суфиев (64%) и лишь 29% нетрадиционных мусульман склонны искать решение тех или иных вопросов в рамках одного мазхаба (религиозной школы). Это гораздо более традиционный подход, чем предложенная альтернатива — использование мнений современных ученых вне зависимости от их принадлежности к мазхабу, — которую выбрали 38% представителей нетрадиционного ислама и лишь 16% суфиев.
  Распределение ответов на вопрос «Если Вы хотите решить какой-то вопрос в соответствии с религиозными канонами, Вы будете искать решение...» по религиозным группам (График 12)
• При необходимости решить какой-либо вопрос в соответствии с религиозными канонами суфии относительно чаще склонны обращаться к имаму мечети или духовному наставнику, тогда как сторонники нетрадиционного ислама — к знающему человеку среди знакомых и к интернет-источникам. В то же время последние во многих случаях также готовы советоваться с имамом (59% против 72% у суфиев), и, одновременно, почти половина суфиев не отрицают обращения к знающим людям среди знакомых (против 63% у нетрадиционных мусульман).
  Распределение ответов на вопрос «Если Вы хотите решить какой-то вопрос в соответствии с религиозными канонами, Вы обратитесь за решением... (можно отметить несколько вариантов ответа)» по религиозным группам (График 13)
• В предложенной опросом условной ситуации выбора имама в селе, где одна кандидатура — пожилой сельчанин, получивший домашнее религиозное образование в советское время, а вторая — молодой человек, прошедший обучение в наиболее известном исламском университете Аль-Азхар в Египте, картина получилась практически зеркальной: за первую кандидатуру были готовы проголосовать 39% суфиев и 11% представителей нетрадиционного ислама, а за вторую — 46% нетрадиционных мусульман и лишь 19% суфиев. При этом значительная часть и одной, и другой группы считает, что представленной информации недостаточно для принятия решения.
  Распределение ответов на вопрос «В одном селе Дагестана состоятся выборы имама местной мечети. Жителями рассматриваются две кандидатуры. Про них известно следующее: первый кандидат — Курбан, 58 лет, родился и вырос в этом селе. Исламским наукам обучался на дому в советское время. Второй кандидат — Юсуп, 35 лет, тоже родился и вырос в этом селе. Исламским наукам обучался в Исламском университете Аль-Азхар в Египте в течение 5 лет. Как Вы считаете, кто из кандидатов должен стать имамом?» по религиозным группам (График 14)

Любопытно проследить, как принадлежность к тому или иному религиозному течению влияет на отношение к людям за пределами своей религиозной группы. Если вернуться к вопросу о доверии, окажется, что нетрадиционные мусульмане в наименьшей мере готовы в первую очередь доверять всем людям, если их поступки не доказывают, что они не достойны доверия, а также родственникам, и в то же время гораздо более склонны доверять друзьям (в 2,5 раза чаще, чем суфии) и единоверцам (в 3 раза чаще, чем суфии). Однако даже с учетом подобных сдвигов 46% представителей нетрадиционного ислама готовы в первую очередь доверять всем, кто не доказал обратного, и лишь 18% — своим единоверцам.

Еще один вопрос, затрагивающий проблему выбора между принадлежностью к своей группе и «всеобщей справедливостью», был связан с условной ситуацией, когда в рамках благотворительной организации необходимо было разделить деньги между беженцами из Сирии (очевидно, мусульманами) и беженцами с Украины (очевидно, немусульманами). Можно было выбрать из следующих вариантов: разделить поровну между беженцами из Сирии и Украины; большую часть денег отдать сирийским беженцам; все деньги отдать сирийским беженцам; большую часть денег отдать украинским беженцам; все деньги отдать украинским беженцам. Секуляризованные мусульмане и традиционалисты в наибольшей мере продемонстрировали принципы универсальной справедливости — значительная их часть предложила разделить деньги поровну. А вот среди представителей нетрадиционного ислама и здесь наблюдается серьезная дифференциация: 36% готовы поделить деньги поровну, 20% — большую часть отдать сирийским беженцам, 25% — все деньги отдать сирийским беженцам. Предвосхищая события, заметим, что аналогичную поляризацию мы будем наблюдать в рамках этой группы и по многим другим вопросам.

Внутри дагестанской мусульманской общины наблюдается чрезвычайно низкий уровень национальных барьеров, что уже проявлялось в ответах на вопрос о соседях (нет проблем, если соседями являются люди другой национальности) и о доверии (немногие готовы оказывать особое доверие именно представителям своей этнической группы). Это подтвердилось также в ответе на вопрос о том, позволил бы респондент своей дочери или сестре выйти замуж за мусульманина другой национальности. Твердое «нет» готовы сказать в этом случае лишь 8 процентов респондентов, более 70% не видят проблемы в положительном решении данного вопроса. Значимых отличий между возрастными группами или различными течениями ислама здесь не наблюдается. Гораздо более неоднозначное отношение характерно для решения вопроса о том, позволить ли сыну жениться на немусульманке, то есть принять в дом «чужака» (хотя по исламу это позволено). 47% опрошенных положительно ответили на этот вопрос, тогда как 31% выступили против. Наиболее толерантно относятся к «чужакам» при решении вопросов брака секуляризированные мусульмане, наименее толерантно — представители нетрадиционного ислама. И здесь мы снова видим дифференциацию на две значимые группы: 35% готовы разрешить подобный брак, 42% проявляют негативное отношение.

Необходимо отметить, что сдвиги в религиозности имеют также возрастное измерение. Молодежь более религиозна: среди молодых более чем в два раза больше, чем среди пожилых, тех, кто держит уразу, регулярно ходит на джума-намаз (обязательная пятничная коллективная молитва мусульман) в мечеть, и почти в два раза — всегда совершающих пятикратный намаз. Они получили лучшее исламское образование: читать шариатские книги по-арабски может 18% респондентов до 35 лет против 8% тех, кто старше 55, — и (в описанной выше условной ситуации выбора имама в селе) предпочитают авторитет молодости и образования авторитету возраста и мудрости. В то же время они более осторожно подходят к трактовкам тех или иных положений в исламе:

• снижается доля тех, кто считает, что можно читать переводы Корана и растет доля разрешающих читать только толкования:
  Распределение ответов на вопрос «Как Вы считаете, можно ли читать Коран в переводе на русский или другие языки, которые Вы знаете?» по возрастным группам (График 18)
• из трех возрастных групп среди молодых минимальна доля тех, кто не ограничивается рамками одного мазхаба, но предпочитает решения, соответствующие мнению современных ученых вне зависимости от их принадлежности к мазхабу:
  Распределение ответов на вопрос «Если Вы хотите решить какой-то вопрос в соответствии с религиозными канонами, Вы будете искать решение...» по возрастным группам (График 19)

Вопросы, связанные с религиозностью, подтверждают выявленную ранее, при исследовании доверия, тенденцию к большей ориентации молодежи на узкогрупповую солидарность. Доля тех, кто позволил бы сыну жениться на немусульманке, среди респондентов младше 35 лет в два раза ниже, чем среди тех, кому больше 55 (правда, для первых этот вопрос пока еще носит умозрительный характер).

Правовой плюрализм

В какой степени в спорных или конфликтных ситуациях дагестанцы предпочитают полагаться на собственные силы и силы своих знакомых, а в какой за разрешением споров они склонны обратиться к тем или иным медиаторам — государству или религиозному авторитету? Для того чтобы ответить на этот вопрос, в опрос были включены несколько гипотетических ситуаций.

В одной из них происходит ДТП, где виновный не готов признать свою вину. Как поступить в подобной ситуации? Можно обратиться за помощью к друзьям и родственникам, можно привлечь формальный государственный институт — ГИБДД, наконец, можно попытаться разрешить ситуацию через религиозного авторитета — имама. Среди наших респондентов большинство предпочитает действовать сообразно правилам дорожного движения и вызвать сотрудников ДПС: таковых 65%. Значительная часть — 27% — в такой ситуации выберет вариант разрешения конфликтной ситуации с помощью имама. Пренебрежимо мала (2%) доля тех, кто не стал бы прибегать к помощи одного из этих регуляторов и предпочел бы с ходу «нажать» на виновного через родственников. В наибольшей мере ориентируются на решение подобного рода конфликтов по исламу нетрадиционные мусульмане — здесь желающие обратиться к имаму и вызвать сотрудников ДПС распределились практически поровну. Среди молодежи, а также суфиев, доля стремящихся обратиться к имаму также ощутимо выше средней, но ориентирующихся на вызов сотрудников ДПС все равно большинство — около 60%.

В рамках другой ситуации после того, как суд оправдывает бывшего нетрезвым чиновника, сбившего насмерть человека, безутешный отец погибшего устраивает самосуд и убивает виновника аварии. Как респонденты относятся к подобному факту правового беспредела? Среди участников опроса готовые и не готовые в той или иной мере оправдать самосуд разделились практически пополам. Не зафиксировано различий в ответах на этот вопрос, которые были бы связаны с возрастными показателями. В большей степени ответы различаются в связи с религиозным разделением. Так, в той или иной мере одобряющими поступок отца чаще оказываются секуляризованные и нетрадиционные мусульмане. Однако если ограничиться теми, кто полностью одобряет самосуд, оказывается, что существенной разницы между группами также нет, доля таких ответов по разным группам колеблется от 13 до 16%.

Какие же выводы можно сделать на основе ответов на эти вопросы? По меньшей мере, можно сказать, что они опровергают некоторые стереотипы.

Во-первых, не соответствует действительности представление о том, что мусульмане Дагестана не готовы апеллировать к государству как инструменту разрешения конфликтов. Правовой плюрализм присутствует, но даже среди нетрадиционных мусульман около половины респондентов в ситуации ДТП готовы обращаться к авторитету государства. Среди других групп эта доля существенно выше.

Во-вторых, принадлежность к исламу не страхует от оправдания правового нигилизма. Хотя по шариату самосуд недопустим, практически половина определившихся с ответом (среди нетрадиционных мусульман — почти половина опрошенных) в той или иной степени готовы одобрить действия вне правового поля, не только российского, но и исламского.

Ценности образования

Получение качественного образования является важнейшим приоритетом современного человека, фактором вертикальной мобильности. Как относятся к проблеме образования дагестанские мусульмане? С тем, что для человека важно получение качественного образования, не согласились лишь 2% опрошенных. Невозможность дать детям хорошее образование очень беспокоит 80% респондентов и несколько беспокоит еще 14%. Невозможность повысить свою профессиональную квалификацию (что также во многих случаях связано с образованием) в той или иной мере беспокоит около 80% респондентов. Несколько меньше невозможность дать детям хорошее образование беспокоит молодежь — для них это, судя по всему, еще не очень актуально, зато они в большей мере озабочены невозможностью повысить профессиональную квалификацию.

Но какое образование действительно важно? Более 60% опрошенных считают, что важно получение как религиозного, так и светского образования. Важность в первую очередь светского образования отметили 30% респондентов, в первую очередь религиозного — 7%. Максимальна доля тех, для кого однозначным приоритетом является религиозное образование, среди представителей нетрадиционного ислама (15%) и молодежи (13%). Однако и в той, и в другой группе подавляющее большинство осознает важность светского образования, в основном наряду с религиозным. Происходит значимый возрастной сдвиг от приоритета светского образования (60% в возрастной группе старше 55 лет) к осознанию необходимости сочетания религиозного и светского образования (70% тех, кто младше 35), но не к отрицанию образования и не к ограничению его только религиозной сферой.

Однако подкрепляются ли декларации в этой сфере практическими действиями? Несколько условных ситуаций в рамках опроса ставили своей целью выявить реальные ценностные приоритеты в данной сфере. Причем, для получения более четкой картины, ценности образования были противопоставлены традиционным гендерным ценностям — речь шла об образовании девочек.

В первом случае необходимо было определить образовательные перспективы детей: дочки-отличницы и сына-оболтуса — при условии, что есть деньги на то, чтобы отправить в университет только одного ребенка. Очевидно, если ценность образования действительно высока, отец должен отправить учиться дочь. Если он отправляет учиться сына, гендерные предпочтения для него явно важнее, чем ориентация на качественное образование, которое сын при своем уровне подготовки в любом случае не сможет получить. Если же выбирается вариант: не отправлять ни дочь, ни сына, а использовать деньги в хозяйстве, о реальной ценности образования вряд ли вообще можно говорить.

Вариант «отправить учиться дочь» выбрали 59% респондентов, «отправить учиться сына» — 20%, никого не отправлять учиться — 8%, 13% затруднились с выбором. В наибольшей мере приоритет образовательных ценностей демонстрируют секуляризированные мусульмане — 77% готовы отправить учиться дочь и лишь 5% — потратить деньги на хозяйство вместо обучения детей. На другом конце спектра, среди нетрадиционных мусульман, обучение дочери поддерживает лишь 46%, тогда как 26% предпочитают обучение сына, 10% — трату денег на хозяйство, а 18% не смогли определиться в этом вопросе. Снижаются ценности образования, во всяком случае, относительно гендерных предрассудков, и в возрастном разрезе: доля желающих отправить учиться дочь падает с 71% в возрастной группе старше 55 лет до 49% среди тех, кто младше 35.

Вторая ситуация связана с дочерью-отличницей, о будущем которой размышляет ее отец. Дочь можно отправить учиться в Москву на медицинский, где она станет хорошим специалистом (деньги на это есть); можно отправить на экономический факультет ДГУ в Махачкале — это престижно; можно вообще не отправлять ее учиться и выдать замуж. Наконец, можно предоставить право решения самой дочери. Опять же очевидно, что о реальном приоритете образования речь идет в первом и, скорее всего, в последнем случае (хотя здесь скорее можно говорить о приоритете независимости личности).

Полученная в этом случае картина во многом схожа с первой. 40% респондентов готовы предоставить право выбора дочери, 28% — отправить ее в Москву учиться на медицинский. Доля желающих обучать дочь в Махачкале очень мала — всего 4%. Зато 19% готовы вообще не отправлять ее учиться, предпочитая раннее замужество дочери (вне зависимости от ее желания) перспективе получения образования. Так же, как и в первой ситуации, крайние позиции демонстрируют секуляризированные и нетрадиционные мусульмане. Если среди первых доля желающих выдать дочь замуж вне зависимости от ее желания чрезвычайно низка — лишь 2%, то среди последних она возрастает до 32%. И снова мы видим существенный разброс взглядов среди представителей нетрадиционного ислама: в этой группе в то же время 19% готовы отправить дочь на обучение в Москву и 30% — предоставить решение самой дочери.

Возрастная динамика также демонстрирует негативные тренды с точки зрения приоритета образования над традиционной гендерной дискриминацией. Доля желающих отправить дочь учиться в Москву упала с 41% среди старшего поколения до 25% у молодежи, доля готовых предоставить право на определение собственной судьбы самой дочери — с 45 до 33%. В то же время драматически выросла доля тех, кто хочет раннего замужества дочери — с 8% среди опрошенных старше 55 лет, до 27% среди респондентов моложе 35.

Почему падает ценность образования? Наверное, здесь можно привести различные причины, но исходя из результатов опроса, можно сделать вывод, что реализовать на практике потенциал качественного образования удается далеко не каждому. 22% опрошенных считают, что в повседневной жизни им научные знания не нужны, причем среди молодежи эта доля еще больше. 78-85% респондентов беспокоит, что высокооплачиваемую работу либо престижную должность невозможно получить без денег и связей. Если образование реально не становится карьерным лифтом, если усилия по его получению не приносят отдачи, естественно, стремление повысить свой образовательный уровень начинает снижаться.

Ценности труда

«Человек должен трудиться». Без каких-либо дополнительных условий с этим тезисом согласилось немногим более половины опрошенных. В более молодых возрастных группах представление об обязательности труда снижается: ее признают 65% тех, кто старше 55, и лишь 48% среди молодежи. Но лишь 5% респондентов считает, что человек должен трудиться как можно меньше (среди старших — 1%, среди молодежи — 7%).

Наиболее популярное обоснование необходимости трудиться связано с материальными факторами — человек должен трудиться, если это необходимо для материального благополучия его семьи. Идею работы для удовольствия поддержала четверть опрошенных. Наиболее интересно отношение респондентов к тезису «человек должен трудиться, если это способствует его развитию», выражающему современное постиндустриальное отношение к труду. В целом по выборке его поддержали 35% опрошенных, но если среди старшего поколения так считают только 27% респондентов, то среди молодежи эта доля возрастает до 40%.

Отношение к труду варьируется и среди разных религиозных групп. Так, секуляризированные мусульмане в меньшей мере стремятся работать для материального благополучия семьи и в большей мере — когда работа доставляет им удовольствие. При этом стремление минимизировать трудовую деятельность характерно для 2% секуляризированных мусульман и 7% представителей нетрадиционного ислама.

Хотя среди жизненных приоритетов работа не стоит на первом месте, занимая по различным группам 3-4 позицию, воспитать своих детей трудолюбивыми хотели бы более 80% опрошенных. Ценность свободного времени по всем возрастным и религиозным группам оказывается ниже ценности работы, но для молодежи и нетрадиционных мусульман она котируется выше, чем для других возрастных и религиозных групп.

Как должен человек относиться к своей работе? Респонденты проявили удивительное единодушие в том, что необходимо выполнять взятые на себя трудовые обязательства, причем не по причине внешнего контроля, а просто потому, что всякая работа должна быть сделана добросовестно. Именно этот вариант ответа выбрали более 90% респондентов, когда им была предложена условная ситуация, в которой подрядчик может сдать недоделанную работу, за которую переведены деньги и в качество исполнения которой никто не будет вникать. Причем единообразные ответы на этот вопрос были даны как по всем возрастным, так и религиозным группам.

Еще одна характеристика отношения к труду среди дагестанских мусульман — это мотивация к достижениям, карьерным лифтам, даже если это потребует от респондентов определенных издержек. Для проверки данного фактора в опрос было включено несколько ситуаций.

В одной из них из предложенной альтернативы после получения высшего образования: пойти работать к родственнику или попытаться пройти собеседование в крупной компании, где предлагают на 20% более высокую зарплату, 80% выбрало вариант крупной компании, причем ни по одной из рассматриваемых нами групп это значение не снижалось ниже 75%. Хотя, очевидно, этот выбор предполагает более высокие требования к качеству работы, и апеллировать к неформальным отношениям работнику вряд ли удастся.

В другой ситуации за интересной и высокооплачиваемой работой необходимо было уехать в другой город, где нет ни родственников, ни друзей. И здесь также 73% опрошенных поддержали такой выбор, несмотря на то, что, по условиям задачи, родные выступали против. Подобный вариант оказался несколько менее популярным у молодежи (67%), среди суфиев (61%) и нетрадиционных мусульман (67%). Тем не менее, во всех возрастных и религиозных группах его сторонники составили очевидное большинство.

Наконец, еще в одном случае ставилась задача подготовки к собеседованию для приема на высокооплачиваемую работу, которое должно было состояться через три дня. Потратить все три дня на подготовку к собеседованию без сна и отдыха оказались готовы 40% опрошенных, среди молодежи — 36%, среди представителей нетрадиционного ислама — лишь 35%. Готовиться без особого напряжения будут 44% респондентов, в этой группе доля молодежи и нетрадиционных мусульман выше по сравнению с другими группами. Те, кто готов в такой ситуации положиться на судьбу, составляют в целом по выборке 13%, а вот среди суфиев фаталистов явно больше — 17%.

Как и при анализе других групп ценностей, в сфере трудовых отношений наблюдается ценностный сдвиг, связанный с учетом гендерного фактора. Более 50% опрошенных в той или иной мере согласны с тем, что если рабочих мест мало, у мужчин должно быть больше прав на работу, чем у женщин, а также с мнением, что если женщина зарабатывает больше, чем ее муж, это почти наверняка вызовет проблемы. В наибольшей мере подобные взгляды характерны для суфиев и нетрадиционных мусульман.

Для более глубокого понимания гендерного аспекта ценностей, связанных с трудовой деятельностью, респондентам была предложена условная ситуация, когда мать двух малолетних детей, имеющая высшее медицинское образование, хочет выйти на работу. Как должен на это отреагировать ее муж? Абсолютное меньшинство — 3% (не более 5% по различным возрастным и религиозным группам) — считает, что нельзя разрешать ей выходить на работу ни при каких обстоятельствах. 16% готово поддержать стремление жены и разрешить ей выйти на работу без всяких дополнительных условий. Среди молодежи и представителей нетрадиционного ислама таких 9%, среди суфиев — 13%. На другом полюсе — позиция старшего поколения (22%) и секуляризированных мусульман (24%). Вполне предсказуемо, большинство согласны разрешить жене работать, если можно будет пристроить детей, — таковых в целом по выборке 58%. Что оказалось неожиданным — лишь 7% предпочитают, чтобы за внуками смотрели родители, 51% готовы разрешить жене работать, если детей удастся устроить в детский сад.

Еще один интересный гендерный аспект трудовых ценностей связан с разрешением жене работать, но только в женском коллективе. В целом по выборке такой вариант ответа выбрали 15% опрошенных, но у старшего поколения подобных взглядов почти нет (3%), тогда как среди молодежи эта позиция весьма распространена — ее поддерживает почти четверть респондентов. Чрезвычайно велики и различия между разными религиозными группами: секуляризированные мусульмане единодушно отметают такой вариант («за» высказалось лишь 2%), тогда как среди нетрадиционных мусульман его поддерживают 30% опрошенных.

Семейные ценности

Опрошенные практически единодушно поставили ценности семьи на первое место, роль семейных отношений для них явно очень высока. Но что понимается ими под семьей? Напомним некоторые результаты, уже рассмотренные нами выше: лишь треть опрошенных готовы в первую очередь доверять родственникам, только 7% согласны разрешить жене выйти на работу, если за малолетними детьми будут смотреть родители. Судя по всему, как бы ни позиционировали респонденты важность семейных отношений, ценности «большой семьи» уходят в прошлое. Это подтверждает и размывание некритического восприятия возрастных иерархий, на которых во многом строятся отношения внутри расширенной семьи. В условной ситуации неподобающего поведения представителя старшего поколения 73% опрошенных готовы подойти к старику и попросить его вести себя прилично, и лишь 7% считают, что этого делать не надо, поскольку неправильно указывать старшим (19% затруднились ответить). Даже среди молодежи 64% готовы сделать старику замечание.

Тем не менее, семья, очевидно, создает условия для первичной социализации детей и молодежи, формируя у них определенную систему ценностей. Какие же ценности хотели бы наши респонденты передать своим детям? В целом по выборке в лидерах здесь оказываются «ответственность», «трудолюбие» и «терпимость и уважение к другим людям». Среди молодых резко возрастает доля тех, кто желает транслировать детям религиозные ценности, а терпимость и уважение к людям переходят на четвертое место (хотя желающих воспитать подобные ценности и в этой группе все равно более трех четвертей). Различия между религиозными группами также достаточно велики. У секуляризированных мусульман и традиционалистов «тройка лидеров» совпадает с общей по выборке, хотя для традиционалистов ценность религии также высока (4-е место). А вот у суфиев и нетрадиционных мусульман передача религиозных ценностей оказывается на первом месте (среди суфиев этот приоритет отметили 90%), тогда как трудолюбие уходит на 4-е место.

Более 30% опрошенных выбрали среди качеств, которые они хотели бы передать детям, «решительность, настойчивость», «независимость», «бескорыстие, неэгоистичность». Для более молодых значение воспитания независимости падает, а бескорыстия, наоборот, возрастает. А среди религиозных групп лидерами по желанию воспитать в детях независимость и решительность оказались секуляризованные и нетрадиционные мусульмане. Воспитание бережливости представляется важным 28% опрошенных. Эта доля больше среди старших возрастов и среди секуляризированных мусульман. Можно предположить, что в рамках «достижительной» мотивации, выявленной при анализе трудовых ценностей, больше зарабатывать оказывается важнее, чем экономить. Лишь около четверти опрошенных выбрало среди передаваемых детям качеств послушание, и практически столько же — самовыражение. Сдвиг в пользу послушания за счет самовыражения характерен для молодежи и для суфиев, обратное соотношение — для старшего поколения и для секуляризированных мусульман. Развитие воображения вообще не рассматривается как приоритет подавляющим большинством опрошенных.

Первичная социализация зависит не только от того, что пытаются вложить в ребенка родители, но и от того, как они это делают. Несколько вопросов было посвящено насилию в семье. Выяснилось, что около 60% считают ни в каких условиях не допустимым бить жену, практически все остальные (за исключением 2,5%, которые в принципе готовы оправдать подобное насилие) признают, что иногда это оправданно. Одно из возможных объяснений такой позиции было дано при обсуждении опроса в социальных сетях. Респондент отметил, что он выбрал вариант «иногда оправданно», потому что это допускается в Коране, но сам он на свою жену никогда руку не поднимет. Более серьезна ситуация с насилием в отношении детей. Менее 30% считают никогда не оправданным, если родители бьют детей, около 60% допускают, что это иногда оправданно. Почти 12% готовы оправдать это практически во всех случаях. Причем у молодежи допустимость насилия в отношении жены и особенно в отношении детей получает большее признание, чем у старшего поколения. Менее склонны к насилию в отношении жены и детей секуляризированные мусульмане.

Участие в политике

Сколько бы ни утверждалось обратное, для дагестанских мусульман важны демократические ценности. Около 90% опрошенных полностью согласны с тем, что люди должны выбирать политических лидеров на свободных честных выборах. Если бы выборы соответствовали этим характеристикам, более 60% опрошенных пошли бы голосовать на выборы всех уровней, а 15% попытались бы выдвинуться в органы власти. Не стали бы участвовать даже в этих условиях 17% респондентов. Среди молодежи эта доля возрастает почти до четверти, снижается до 49 процент тех, кто пошел бы голосовать на выборы всех уровней. Зато до 20% возрастает доля тех, кто попытался бы выдвинуться в органы власти. Более скромная поддержка демократических механизмов характерна для представителей нетрадиционного ислама — 35% ни при каких условиях не стали бы участвовать в выборах. Но и в этой группе около половины готовы идти на выборы всех уровней, а 13% — выдвигаться в органы власти. Достаточно маргинальной оказалась позиция участия только в местных выборах, которая обосновывается тем, что законодательные органы более высоких уровнях присваивают себе прерогативу Аллаха, устанавливая законы. В целом по выборке эту позицию поддерживает только 6% опрошенных, по разным возрастным и религиозным группам ее сторонники не превышают 8%.

В то же время на вопрос «Важно ли Вам лично участвовать в политике?» положительный ответ дали лишь 15% опрошенных. Причем ни в одной из возрастных или религиозных групп эта доля не достигает 20%. Но очевидно, что политика в данном случае трактуется очень узко, это понятие не распространяется на различные формы гражданской протестной деятельности, участие в которых достаточно типично для дагестанских мусульман. В борьбе за гражданские права, как уже указывалось выше, готовы принимать участие более половины опрошенных. В подписании петиций по факту участвовало 34% опрошенных и могли бы принять участие еще 47%. В мирной демонстрации участвовали 22% респондентов и 58% готовы принять участие. Люди также не исключают для себя участия в забастовке, бойкоте⁶ и других формах протеста. Уверены, что никогда не присоединятся к подобного рода акциям, меньшинство — от 19 до 42% в зависимости от вида протестной деятельности.

Как соотносятся ислам и политика? Для нашей выборки этот вопрос, очевидно, имеет особое значение. С утверждением, что ислам должен быть вне политики, в той или иной мере согласны почти 60% опрошенных, в той или иной степени не согласны — несколько более 30%, из них полностью не согласны 15%. В большей мере связывают ислам и политику молодежь, а также нетрадиционные мусульмане, но аналогичные взгляды распространены также и среди суфиев. Более активно поддерживают тезис о том, что ислам должен быть вне политики, представители старших возрастных групп, а также секуляризированные мусульмане.

Выводы

Что можно сказать по итогам опроса о дагестанских мусульманах?

Значительная часть ценностных ориентиров дагестанских мусульман имеет универсальный характер и не зависит от возрастной или религиозной принадлежности. Причем объединяющими являются в первую очередь ценности, характерные для современного мира.

По многим позициям ценности тех, кто относит себя к мусульманам среди преимущественно городских, образованных жителей республики (именно они, как уже говорилось выше, в первую очередь были нашими респондентами), достаточно схожи между собой. Среди наших респондентов в целом высоки ценности образования, ориентации на продвижение и карьеру, добросовестного труда, гражданской активности. То есть сходство обнаруживается в первую очередь там, где речь идет о модернизационных ценностях, связанных с готовностью выбирать современные жизненные стратегии. При выборе между приверженностью собственной группе и ценностями универсальной справедливости значительная часть готова ориентироваться на вторые. Это видно по доле тех, кто предпочитает доверять всем людям, если их поступки не доказывают обратного, а не только родственникам или единоверцам (более 50%), а также по ответу на вопрос о разделении средств благотворительного фонда между мусульманами (сирийскими беженцами) и немусульманами (беженцами с Украины) — почти 60% предложили поделить средства поровну. Дагестанские мусульмане нетерпимы к тем, кого они считают носителями общественных пороков, — алкоголикам, гомосексуалистам, наркоманам, — в остальном же для них характерна достаточно высокая толерантность, в том числе межэтническая.

Правовая культура дагестанских мусульман обладает определенной спецификой как по сравнению со стандартами, характерными для западных стран, так и с типичной для России. Правовое государство (основанное как на светском праве, так и на шариате) не является для дагестанских мусульман безусловной ценностью.

Необходимость исполнения законов, даже если с ними не согласны, декларируют подавляющее большинство опрошенных. При этом от почти половины до практически двух третей респондентов готовы оправдать такие нарушения законодательства, как получение государственных пособий, на которые у человека нет права; проезд без оплаты в общественном транспорте; неуплату налогов. Можно было бы предположить, что, не очень переживая по поводу нарушения российского законодательства, дагестанские мусульмане будут жестко отстаивать необходимость соблюдения законов шариата. Однако эта гипотеза не подтвердилась. Значительная часть опрошенных (около половины определившихся с ответом) одобрила самосуд со стороны отца погибшего в ДТП молодого человека, который застрелил виновника аварии, оправданного российским судом. То есть поддержала вариант, когда в условиях сбоя российского правосудия потерпевшая сторона обращается к неправовым действиям не только с точки зрения российского законодательства, но и с точки зрения шариата. Тем самым возникает вопрос, можно ли адекватно описывать дагестанские реалии просто в терминах конкуренции между российской и исламской юрисдикциями. Подобная конкуренция также имеет место. Однако представляется, что не менее важную роль играет борьба между тем или иным вариантом нормативного регулирования (будь то светское или исламское) с одной стороны и правовым нигилизмом и беспределом — с другой.

Дифференциация ценностей наблюдается как между различными религиозными группами, так и внутри этих групп. Наиболее явно расколоты по системе ценностей нетрадиционные мусульмане.

Если рассматривать межгрупповые различия, можно сделать вывод, что наиболее антимодернизационно настроены нетрадиционные мусульмане. В частности, они явно более консервативны в гендерных вопросах, больше нацелены на внутригрупповую солидарность, чем на универсальную справедливость. Однако если внимательнее проанализировать взгляды данной группы, станет очевидно, что в ней нет внутреннего единства, она внутренне неоднородна по системе ценностей. То есть нельзя сказать, что те, кого принято называть салафитами или нетрадиционными мусульманами, в целом настроены антимодернизационно (или, наоборот, модернизационно). Они являются носителями и того, и другого тренда. Для того чтобы понять, с какими факторами связаны эти различия, нужен более детальный анализ. Пока же можно констатировать, что результаты опроса подтвердили тот тезис, который давно высказывается исследователями Северного Кавказа: политика, основанная на единообразном рассмотрении нетрадиционных мусульман как агрессивной, враждебной государству массы не имеет под собой объективных оснований. Так, почти для половины опрошенных в рамках этой группы ценности образования детей перевешивают гендерные предрассудки, примерно столько же готовы участвовать в выборах всех уровней, если они будут честными, и доверять всем людям, если их поступки не доказывают обратного.

Молодежь более религиозна и более консервативна в своей религиозности.

С одной стороны, молодежь однозначно более религиозна, чем старшее поколение, которое во многом до сих пор является «советскими людьми». В системе ценностей при выборе из пяти вариантов (семья, здоровье, работа, религия, свободное время) для молодежи религия оказывается на третьем месте, для старшего поколения — на последнем. Воспитание религиозности у детей считает важным 84% респондентов до 35 лет и лишь 40% — старше 55.

С другой стороны, по результатам опроса создается впечатление, что эта религиозность более консервативна. В сфере религии молодежь в большей мере предпочитает следовать за авторитетами, не стремясь к самостоятельному осмыслению ислама, а также окружающего мира в исламских категориях. Так, если среди респондентов старших возрастов 54% считают, что можно самостоятельно читать переводы Корана, то среди молодых подобных лишь 41%. Молодые отдают предпочтение чтению толкований — 45% против 35% среди тех, кому больше 55. В жизненных стратегиях для молодежи характерна большая, чем для старших поколений, ориентация на внутригрупповую солидарность, гендерную дискриминацию. В то же время молодые в меньшей мере склонны к фатализму и более высоко ценят не опыт и мудрость, а знания и компетенцию. При выборе между двумя кандидатами в имамы: молодым, учившимся в Аль-Азхаре, и пожилым, получившим исламское образование в советское время, — симпатии молодежи оказываются на стороне первого. За него готовы проголосовать 34% респондентов младше 35 лет и лишь 22% тех, кто старше 55. По второй кандидатуре ситуация обратная: 21 против 47%.

Исламизация неоднозначно влияет на традиционные социальные иерархии, расшатывая поколенческие иерархии и стремясь консервировать гендерные.

Приведенный выше пример выбора имама, где взгляды молодежи и старшего поколения оказались существенно дифференцированными, и молодежь ориентировалась на авторитет знания, а не авторитет старшинства, — лишь одно из следующих из опроса подтверждений расшатывания возрастных иерархий. Можно найти и другие. Так, значительная часть молодежи (64%) готова сделать замечание неподобающе ведущему себя пожилому человеку и лишь 9% считает, что необходимо промолчать, поскольку неправильно указывать старшим. Ситуация с гендерными иерархиями гораздо более неоднозначная. Для молодых снижается ценность образования дочерей и возрастает привлекательность их раннего замужества, они более готовы ограничивать своих жен в возможности работать, даже если те получили высшее образование. Что еще показательнее, они в большей мере признают допустимость семейного насилия. Различные тенденции в отношении возрастных и гендерных иерархий — а обе они являются основными столпами традиционного общества, которые подрываются процессами социальной модернизации, — хорошо показывают, как неоднозначно влияет исламизация на идущие в дагестанском обществе процессы.

Примечания

1. Результаты опроса представлены здесь: http://ion.ranepa.ru/evrobarometr-v-rossii.pdf. Причины высоких показателей счастья в Республике Дагестан также обсуждались с авторами Евробарометра.↑
2. Мы не определяли в опросе, что мы понимается под неформальными платежами, но имели в виду передачу финансовых средств ответственным за предоставление услуг или принятие решений для достижения целей, выгодных передающему.↑
3. В опросе также не уточнялось, что имеется в виду под использованием личных связей, но мы предполагали, что это осуществление неформальной коммуникации с «нужными людьми» для достижения целей, выгодных инициатору коммуникации.↑
4. Тарикат (по-арабски — путь) можно определить как объединение мусульман вокруг духовного лидера (живущего или умершего), ориентированное на мистическое познание религиозной истины.↑
5. Поскольку не сформировалась общепринятая терминология, описывающая различные течения в исламе, мы стараемся придерживаться наиболее нейтральных терминов, не несущих идеологической нагрузки, при этом понимая, что они недостаточно точны, но в то же время дают представление о тех явлениях, которые мы описываем.↑
6. Бойкот — форма политической и экономической борьбы, предполагает полное или частичное прекращение отношений с отдельным лицом, организацией, предприятием (Википедия).↑