Дитя большого стиля

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Именем Гейдара Алиева в Азербайджане названы: международный аэропорт, центральный республиканский стадион, университет, столичный проспект, фонд, которым руководит нынешняя первая леди страны, дворец, одновременно являющийся главным концертным залом, высший государственный орден, а также академия министерства национальной безопасности. Рассматриваются предложения назвать его именем трубопровод Баку — Джейхан и одно из перспективных нефтегазовых месторождений Шахдениз. Портрет вождя украшает самую дорогую азербайджанскую купюру, почти каждый перекресток, каждый пункт пересечения границы. И чтобы все это окончательно убедило последнего скептика в том, что эпоха Гейдара Алиевича Алиева безвозвратно стала историей, к увековечиванию приступили рекламщики: Гейдар Алиев — в полный рост над модным бутиком. В очень дорогом костюме, успешный денди выбрасывает ноги в танцующей походке. Наверное, монтаж.

Город забытых конфет

Вопрос о роли личности закрыт, боги, живые и умирающие, творят историю не более, чем обжигают горшки, все происходит само собой, день за днем, Алиев за Алиевым...

— У вас есть конфеты «Чинар»?..

Скальпелем, которым осторожно вскрывается кожура времени, могут быть простые конфеты. «У вас есть конфеты Чинар?» Ими бессмысленно интересоваться в фешенебельных супермаркетах, их надо спрашивать в гастрономах неистребимого советского типа, где взгляды продавцов теплеют. «Вы, наверное, приезжий? «Чинара» уже давно нет...» Хозяин маленькой лавчонки Яшар стал закадычным другом и все рассказал про Баку забытых конфет. «Есть похожие, с фундуком. А с арахисом — это профанация. Старые бакинцы тебе за них в глаза плюнут...»

Старые бакинцы, впрочем, не в восторге и от фундука. У них вообще пропал даже тот задор, с которым они еще недавно вспоминали свой старый Баку. Ностальгия пережита и изжита, складок старого Баку, в которых она могла бы укрыться, все меньше, и народ выстраивается в очередь за ежечасно дорожающими трущобами. Завтра, перед неминуемым сносом, они вырастут в цене еще больше.

Черта подведена, все, что было еще вчера борьбой добра со злом до полного уничтожения, стало преданием. Даже те, кто вчера полагал вождя беспощадным диктатором, сегодня говорят о нем с той улыбкой, с которой вообще принято вспоминать о матером человечище. Чувство принадлежности к Большому Стилю сближает старых врагов, с мудрым прищуром наблюдающих, как мельчает эпоха. Али Инсанов, аксакал еще гейдаровских времен, один из столпов его режима, ныне объявленный одним из символов коррупции и организатором государственного переворота, некогда, на переломе эпох, говорят, бросил Алиеву-младшему: «Меня назначал живой президент, тебя — мертвый...»

Планы Клана — планы народа

А еще рассказывают, как однажды Ильхам Алиев, еще будучи просто сыном президента, проигрался в прах в одном из стамбульских казино. В сердцах президент распорядился искоренить порок во всем Азербайджане. Третий год нет Гейдара Алиева, и третий год президентствует Ильхам, но запрет в силе. Баку — город, в котором есть, кажется, все. Кроме казино.

Больше ничего смешного про Ильхама Алиева не вспоминают. Как и вообще ничего примечательного. Это неблагодарная доля — быть наследником отца, к любой характеристике которого — властитель, интриган, диктатор — принято добавлять «великий». К самому факту наследования большинство отнеслось как к последней воле иерарха, с которой ничего не поделаешь, вопрос в том, как и кому стать регентом, потому что, понятно, такой, как Ильхам, — ненадолго.

Ильхам Алиев перехитрил всех. Не сделав для этого ровным счетом ничего.

То есть государственный переворот перед самыми выборами в прошлом ноябре он, конечно, разоблачил. Али Инсанов, за многие годы служения отцу на посту министра здравоохранения, имел все основания рассчитывать на более справедливый выбор уходящего президента. В государствах, устроенных по- алиевски, в которых, кажется, кроме Алиева, никого нет и быть не может, главный вопрос политики так и звучит: кто второй? Инсанов был не просто вторым — он был символом. Если Гейдар Алиев был владыкой, то Али Инсанов занимал негласную, но куда более важную, чем даже «серый кардинал», должность. Али Инсанов был главой клана.

Про кланы не пишут в газетах, на уличных растяжках не пишут «Слава великому Клану», но любой азербайджанец, даже не берущий в руки газет и не смотрящий телевизор, вам легко и без запинки объяснит, откуда проистекает азербайджанская власть. Как принято в Азербайджане считать, за исключением бакинца Аяза Муталибова в стране едва ли не от сотворения правил так называемый «армяно-нахичеванский» клан. «Армянская» составляющая обязана своим существованием тем временам, когда ни Армении, ни Азербайджана как государств не существовало, была царско-губернская чересполосица, и тех азербайджанцев, предки которых жили на формальной территории сегодняшнего врага, принято называть «выходцами из Армении». Или из «Западного Азербайджана» — в пику армянской топонимике с ее «Восточной Арменией», частью великой страны «от моря до моря». Таких «армян» в Азербайджане довольно много, что, впрочем, не находит пропорционального отражения в статистике клана. Его костяк составляют выходцы из Нахичевани, которая и дала стране и миру род Алиева.

При этом безраздельно правил, понятно, никакой не клан, а лично Гейдар Алиевич, а клановый миф эту безраздельность и освящал, и укреплял. В игру увлеченно включалась и оппозиция. Поскольку клановая система объявлялась от бога, то получалось, что и клановое противостояние самым демократическим образом оставалось единственной незапрещенной формой политической борьбы. Без особых, впрочем, шансов, с чем в очередной раз приходилось поздравить бакинского владыку из города Нахичевани.

В общем, мифологический комплекс, самовоспроизводясь на каждом витке своего творческого развития, превращался, как и положено подобным мифам, в реальность. Алиев возвышал одних и безжалостно уничтожал других, но никому из посвященных, даже в самой жестокой обиде, не приходило в голову помыслить об альянсе с каким-нибудь честолюбцем из другого клана. Этих честолюбцев всегда хватало среди своих — Расул Гулиев тоже нахичеванец, не говоря уж об Эльчибее и даже пламенном оппозиционере Исе Гамбаре.

Спальный район для оппозиции

«Слева от гаража — наш офис...» — так закончили оппозиционеры долгое описание моего путешествия через весь город в пустынное обветшалое здание, над которым гордо реет флаг «Мусавата» — когда-то он так реял в самом сердце исторического центра Баку. Другие оппозиционеры из Либеральной партии в способности ориентироваться мне отказали сразу, вдумчиво объяснив, где мне надо ждать машину, которая отвезет меня в сущие катакомбы.

В катакомбах оппозиция улыбается устало и почти беззаботно. Она больше не держит зла ни на кого — ни на Алиева-старшего, ни на Алиева-младшего. «Я правильно понимаю, что друг с другом у вас отношения куда сложнее, чем с властью?» Иса Гамбар смеется. «Власть мы знаем. А вот коллеги по оппозиции всегда способны чем-нибудь удивить...» Главная коллизия среди оппозиционеров звучит почти по-ленински: можно ли сотрудничать с властью в ее парламенте? Гамбар счел, что можно. Остальные сочли его предателем.

Больше спорить с некоторых пор не о чем.

Оппозиция словно избавилась от тяжкого груза. От нее больше ничего не зависит, она изгнана на окраину города и политической жизни. Только в Народном фронте, который чудом остался в центре Баку, со мной разговаривают цитатами из программных документов времен Гейдара. Здесь еще сохраняется неподдельная страсть. Мои провокации пресекаются с ходу. Режим лжив, жесток и крадет на выборах голоса. Но ведь оппозиция еще летом была согласна на сделку с властью, в соответствии с которой ей предоставлялась треть мест в парламенте? Али Керимли, лидер народнофронтовцев, смотрит на меня с сожалением: «И вы поверили слухам, которые специально распространяет власть, чтобы нас скомпрометировать?»

С такой неумолимостью этих слухов в оппозиции больше не опровергает никто. Кажется, даже срыв этой сделки оппозиция восприняла с облегчением. Те несколько человек, которые представляют в парламенте Гамбара, похоже, для него особой обузой тоже не являются.

С неподдельной страстью стучит по-мужски кулаком по столу Лала Гаджиева, лидер либералов. Но и у нее это скорее от неуемности характера, и, заслышав пассионарные раскаты могучей женщины-лидера, кажется, втягивают головы в плечи другие лидеры оппозиции. «У меня есть решение карабахской проблемы» — «Какое?» — «Не скажу. Я его могла бы обсуждать только с мужчиной. С Тер-Петросяном, например. С этими — никогда» «Эти» звучит собирательно. К ним относятся и партнеры по оппозиции, и, конечно, Ильхам Алиев. Гаджиева работала с отцом, в самом начале — госсекретарем. Не понравилось. Ушла. Из газет узнала, что назначена послом при ООН. Опять не понравилось. Отказалась. Она так выиграла свои выборы, что никакой центризбирком ничего не смог с этим поделать. Отказалась. С Алиевым-старшим бы свои идеи обсуждала. Мужчина. А этот...

Впрочем, теперь с тем, что «этот» надолго, никто уже не спорит.

Призраки для всех

Телекартинка, как известно, для того и существует, чтобы делать чудеса многолюдья там, где не собирается больше трех- четырех сотен человек. Расул Гулиев, спикер парламента в середине 90-х, спасшийся от алиевского гнева в Штатах, решил в канун ноябрьских выборов, презрев опасность судебных и внесудебных расправ, вернуться на родину и возглавить давно анонсировавшуюся революцию. Сама встреча в аэропорту должна была стать ее прологом. Проспект имени Гейдара Алиева, ведущий из аэропорта к главным дворцам страны, должен был заполниться ликующим народом, и чудо должно было свершиться.

Сегодня оппозиция говорит об организационных ошибках, не позволивших этому чуду стать сколь-нибудь массовым мероприятием. Исправлением этих ошибок занялась власть, явив миру широту и размах всенародного оранжевого действа. Злые языки в оппозиции с ехидцей, впрочем, проговариваются, что самолет Гулиева вообще не запрашивал посадку в Баку. Но и эта вроде бы такая уничижительная для оппозиции подробность усилиями власти не стала достоянием широкой общественности.

Призрак оранжевой революции был нужен власти не меньше, чем самим революционерам. И на Расула Гулиева, вне зависимости от его полетного задания, рассчитывали очень многие и очень разные люди. Как в оппозиции, так и в самой власти...

...С самого начала восхождения Ильхама все исходили из одного непреложного факта: невзирая ни на какую генетику, сын — не отец. Ни в чем. Сын, на которого возлагалась ответственность за будущее страны и, что еще важнее, клана, воплощал собой образ золотой молодежи, в шестидесятых родившейся, в восьмидесятых прожигавшей жизнь, в девяностых привлеченной к делу. Для ветеранов власти он был избалованным барчуком, к тому же наследником поначалу и вовсе планировался не он, а его старшая сестра Севиль — она проявляла куда больше готовности обречь себя на продолжение отцовской интриги. Не то чтобы Ильхаму это дело было противно. Просто для того, чтобы сутками, без сна и отдыха, предаваться интриге власти, эту власть надо любить так самозабвенно, как любил ее отец. Ильхама же во властный кабинет, как рассказывают очевидцы, не тянет. Рабочий день в президентском дворце больше не начинается затемно, и до утра он больше не продолжается. Долг — да. Дело всей жизни — едва ли.

В общем, было очевидно, что по-старому он не сможет, а раз так, то и не захочет. Ильхаму даже не нужен был глава правящего клана. Ему не нужен был сам этот миф — для клана он своим не был. Али Инсанову ждать было нечего. Кроме Расула Гулиева. Кто сказал, что не бывает оранжевых аксакалов?

Изменить семье

Но были честолюбцы и помоложе.

Фархад Алиев — политический ровесник Ильхама, и звезда его восходила одновременно с вовлечением кронпринца в наследственные дела. В некотором смысле восходила даже параллельно: звезду поднимал не кто иной, как брат умиравшего президента, соответственно дядя Ильхама Джемал Алиев, к племяннику настроенный весьма скептически. И, как уверяют посвященные, стимулировавший Фархада Алиева посулами самому со временем стать наследником. Имелись такие авансы или нет, доподлинно не станет уже известно, наверное, никогда, но, как вспоминают сегодня знающие Фархада люди, «последние месяцы он вел себя так, будто и в самом деле схватил бога за бороду».

На фоне старой отцовской гвардии Фархад Алиев, министр экономического развития, и в самом деле смотрелся выгодно и свежо. Почти молодой реформатор. Сегодня, в связи с заточением, его принято даже сравнивать с Ходорковским. Причем на основании формального сходства: «Азпетрол», азербайджанский монополист по сбыту нефтепродуктов, фактически принадлежавший Алиеву, сегодня громят по вполне юкосовским технологиям.

Фархад Алиев действительно может считаться образом азербайджанской модели в той же мере, что Ходорковский — российской. Дело в самих моделях.

...Баку — это не только новостройки, это по-московски бесконечная череда кафе, ресторанов и клубов. Вестернизация затронула самые потаенные уголки азербайджанской души, вечно тяготевшей к чаю, а ныне постигающей сокровенные искусы еще вчера чуждого здесь кофе. Старый город, прилегающий к морю, — нескончаемый праздник рождения азербайджанского среднего класса. С коммерческой точки зрения он только начинается, и от этого еще уютнее, еще ничего не закостенело, здесь со второго появления уже становишься своим и завсегдатаем. «Почему сегодня такой аншлаг? Так ведь День влюбленных. Но вы поднимайтесь, наверху есть еще один кабинет. Кстати, с компьютером...»

Любое маленькое кафе себя окупает, цены на недвижимость пока еще умеренны, взятки — только на уровне участкового да пожарника и тоже вполне терпимы. «А открыть еще одно кафе? Мишленовские звезды не манят?» Хозяин кофейни смеется. «Зачем?» Это блаженное состояние, когда одного кафе вполне достаточно, а на второе денег еще нет. Те, у кого они имеются и на второе, и на третье, не торопятся. Во-первых, средний класс до «Мишлена» еще явно недотягивает, а во- вторых, эти люди рассказывают долгую историю, отдающую, как и положено, ностальгией.

Поводов к ней у серьезного азербайджанского бизнеса будет, пожалуй, побольше, чем у российского. 1993—94-е, первые годы после возвращения Алиева, вспоминаются как золотой век. Бытовая демократичность народнофронтовских лет еще витала в воздухе, а владыка еще был далек от будущего всемогущества. Смешно сказать, но с бизнесом власть предпочитала интонации просительные и почтительные. В 96-м Гейдар Алиев на какой-то бизнес-церемонии по совершенно невинному поводу вдруг ни с того ни с сего вспомнил: «А налоги все-таки надо платить». Еще никого, конечно, не интересовало, что фраза станет цитатой, но о том, что за ней последует, азербайджанский бизнес догадался сразу.

На уничтожение независимого бизнеса времени потребовалось не больше, чем на искоренение свободной прессы. По разным оценкам, от года до полутора. Правда, вертикалью власти это никто не называл, тем более что этот этап, носивший чисто технический характер, Азербайджан проскочил довольно быстро, возродив советско-клановую модель. Если министру дается должность, то исключительно для того, чтобы вверенная отрасль множила семейные ценности. Любой коммерсант, которому доверялся семейный бизнес, должен был знать, кому он принадлежит на самом деле...

Фархаду Алиеву был доверен «Азпетрол». Государственное предприятие. Все было по правилам. На то, как «Азпетрол» развернул в Молдавии программу стоимостью в 200 миллионов долларов — сумму, сопоставимую с молдавским бюджетом, обратили внимание только самые внимательные. Но это еще могло правилам соответствовать. Но когда Фархад Алиев перевел активы вверенного ему предприятия в офшоры, появились вопросы: интересно, как же это теперь семья будет контролировать?

Впрочем, как уже было сказано, Фархад явно закусил удила. Он позволял себе над однофамильцем смеяться так, как смеются фавориты нового кастинга и будто бы этот кастинг уже был объявлен.

Фархад Алиев тоже ждал Расула Гулиева.

Нефтяной блеф. Том второй

Все ждали Расула Гулиева — в полной уверенности, что каждый в этой игре что-нибудь выиграет. В оранжевое одевалась оппозиция, тоже искавшая хоть какого-нибудь шанса. Не было только одного — реального плана действий, в просторечии называемого заговором. Его разработал сам президент, взяв на себя полицейские и телевизионные хлопоты по встрече изгнанника. Инсанов, Фархад Алиев и десятки их сподвижников и назначенных сподвижниками — в тюрьме, Гулиев — в Америке, оппозиция — в районах заброшенных гаражей.

По мнению тонких ценителей интриги, такого шоу с путчем можно было даже не устраивать — все и так удивительным образом выстраивается в пользу молодого президента. Размах строительства, обилие дорогих машин, бьющая повсеместно в глаза фешенебельность офисной отделки — деньги в стране есть, и немалые. Правда, при бюджете в четыре с половиной миллиарда долларов ВВП на душу населения едва превышает тысячу долларов — ниже, чем в Грузии. Двести долларов — очень хорошая зарплата даже в Баку. Задавать вопрос, куда уходят деньги, смешно. Вопрос на самом деле другой: откуда эти деньги берутся вообще.

Ответ здесь, как считается, очевиден: нефть. Но тех 9—10 миллионов тонн, которые добывает сам Азербайджан, не хватает даже на покрытие собственных потребностей. Из 22 миллионов тонн, добываемых по «контракту века» международным консорциумом, Азербайджану принадлежит весьма небольшая часть. Газ с Шахдениза, который должен, как утверждается, озолотить страну, пойдет только в конце года. Бонусы за участие в конкурсах давно проедены. «Да, — соглашается крупный нефтяник, предупреждающий, что на эти темы говорить в Азербайджане не принято, — конечно, нефть и газ тут совершенно ни при чем. Работают совершенно другие деньги...»

Как и прежде, работают деньги, пересылаемые из-за границы, и в первую очередь из России, где трудятся, по разным оценкам, от двух до трех миллионов азербайджанцев. Соответственно и оценивается эта сумма: от двух до трех миллиардов долларов в год. То есть порядка половины бюджета. А какую сумму составляют так называемые коррупционные деньги, вкладываемые в тот же строительный бум чиновником, никто и вовсе не берется подсчитать. И здесь ничего не меняется — инвестировать в серьезную экономику, хотя бы в сельхозпереработку, не говоря уж о нефтезаводах, никто не берется. Азербайджанские прилавки — по-прежнему выставка продукции российских мясокомбинатов, рядом с которой вид отдельных образцов местных колбас начисто отбивает чувство голода. Молоко в Азербайджане делается из украинских порошков, а яркие наклейки на овощных соленьях в переводе не нуждаются — здесь все по-турецки.

А нефтяные перспективы анонсируются со все тем же отцовским размахом. И если сообщения о том, что в 2006-м ожидается 30 миллионов тонн, являются реалистичной и принципиальной корректировкой фантастических планов середины 90-х, то на далекий 2020-й снова объявляется поражающая воображение цифра в 5 миллионов баррелей в сутки — больше 200 миллионов тонн в год. Таких деклараций не позволяет себе даже куда более нефтеносный Казахстан.

Из этого громадья планов Азербайджану в соответствии с контрактами принадлежит менее трети. Что тоже немало. Как заставить эти деньги работать на реальную экономику, как и десять лет назад, никто рецептов не дает.

«Посторанжевый» синдром

Ильхам Алиев не выказывает никакого намерения выбираться из надежной и глубокой отцовской колеи. Но и продолжать предписанный ею курс он тоже не может. Выбором главных направлений удара Ильхам словно обозначил новую систему координат. И если Али Инсанов был вызовом старого, как алиевский Азербайджан, кланового аппарата, то Фархад Алиев стал тревожным сигналом с той стороны, на которую новый президент, как ожидалось, может сделать ставку. Оказалось, что на этой стороне немало таких, кто олицетворяет собой этакий «посторанжевый» политический типаж. Сравнительно молодая номенклатура, уводящая в офшор «Азпетрол», не только заинтересована в модернизации правил игры и всеми своими помыслами обращена не на Восток, а на Запад, но и сама готова, выдав себя за очередного Ющенко, Саакашвили, Тимошенко (нужное подчеркнуть), эту модернизацию возглавить. Не то чтобы американцы на это клюнули, но и они из любви к разного рода альтернативам осторожно изучали на предмет одной из таковых Фархада Алиева.

И Ильхам Алиев действительно после столь громкого разоблачения не находит иных продолжений, как делать ставку на оба крыла, предварительно очистив оба от самых амбициозных. Возвышается новый аксакал Камаладдин Гейдаров, колоритнейшая личность азербайджанского театра теней отцовской поры. Тогда силу того или иного политика было принято оценивать по количеству крепких ребят в тренировочных костюмах, готовых явиться по первому зову своего предводителя. Гейдаров остался одним из немногих, кто смог эти структуры сохранить, а теперь и вполне сможет их легализовать. Он, прослуживший отцу без малого 30 лет, глава таможенного комитета — на такую должность семья могла назначить только самого проверенного человека, сегодня стал министром по чрезвычайным ситуациям. Со всеми приданными и дополнительно переданными министерству силовыми структурами.

И одновременно Алиев объявляет мобилизацию тех, кто ему ближе и кого в Азербайджане насмешливо называют «комсомальчиками», — тех, кто начинал с «комсомольского» бизнеса. Место «разоблаченного» министра социальной защиты занимает Физули Алекперов, глава крупнейшей некогда в Азербайджане бизнес-структуры «Импротекс», разрушенной Гейдаром Алиевым. Место министра экономического развития — не связанный с традиционной системой кланов Гейдар Бабаев, учившийся, по странному совпадению, там же, где и Саакашвили, — в Киевском университете имени Шевченко, только чуть раньше.

Словом, как замечают в Азербайджане, это и есть модернизация: раньше министры становились олигархами, а теперь олигархи идут в министры.

Пирамиду, которую построил отец, нужно было поддерживать и время от времени ремонтировать. Поддержание заданных технологических параметров само по себе стало технологией власти. Теперь изменилось одно: пирамида больше не строится. И оказалось, что из под ее расплывающихся очертаний вылупляется обыкновенная постсоветская номенклатурно- олигархическая модель. Со всеми ее атрибутами чиновной вертикали и соответствующей стабильности. Без особых шансов на развитие. Но после Гейдара — почти оттепель. И ведь были же оптимисты, всерьез ожидавшие здесь чего-нибудь оранжевого!

А формально ничего не изменилось. Точно так же ни один серьезный бизнесмен не возьмется финансировать оппозицию: традиция вдумчивых налоговых проверок здесь древнее и крепче, чем в России, и никаких признаков самоликвидации не являет. Все так же бодро рапортуют о широко шагающем Азербайджане телеканалы, и, как и в прежние времена, пресса имеет право критиковать всех и вся, кроме президента. Но степень нашей диковинной постсоветской демократии приходится мерить не обычными инструментами, размерами той ниши, где можно жить, не обращая внимания на причуды своей власти. И если Гейдар Алиевич незримо, в той или иной степени и в той или иной роли вживался в жизнь каждого азербайджанца, то подобного присутствия Ильхама Гейдаровича не отмечено. Только в новостях. И в портретах. Как дань стилю, с которым уже все распростились.

А время идет, и нужно было просто закончиться эпохе, чтобы обнаружилось то, что раньше как-то не замечалось. И появился интерес к ответам на вопросы, которые раньше как-то оставались втуне.

Кто уходит первым

Названием самого шумного азербайджанского бестселлера именуются в Баку даже книжные магазины. Книжка, изданная два года назад в Баку, называется «Али и Нино», написал ее по- немецки в середине прошлого века азербайджанец-эмигрант Курбан Саид, и в рекламных проспектах она предпосылается едва ли не как местные «Унесенные ветром». Объяснить ее популярность литературными достоинствами едва ли решится даже самый благожелательный критик, секрет явно в другом. Написанное много лет назад про события перед и после революции в Азербайджане и по соседству словно дышит тем жгучим интересом, который проявляют к дню сегодняшнему азербайджанские социологи. Здесь и мучительное самоопределение юной по историческим меркам нации между Востоком и Западом, и тяготение к Турции при культурной страсти к Ирану и поисках карьеры и образования в Петербурге. И живописания резни, которую устроила Красная 11-я армия, взявшая Баку. И Карабах, историческая принадлежность которого автора совершенно не интересует, в связи с чем он просто описывает его как место, где жили и азербайджанцы, и армяне, и даже дачники-грузины. Книжка написана без всякого надрыва — какой там надрыв, когда речь об известных и естественных вещах, и никакого надрыва у читателя в отличие от карабахских сюжетов в теленовостях не пробуждает.

...За азербайджанским столом, неотличимым от армянского, я позволяю себе рискованно заметить: а ведь азербайджанцы и армяне в своих традициях и в простой обыденности похожи друг на друга больше, чем и те и другие на грузин. В ответ веселая улыбка людей, знающих между собой правду, которую вовсе необязательно открывать пришельцу, но если уж он догадался... Мне напоминают замечательный азербайджанский футбол, исторические победы «Нефтчи» 63-го, «да и после мы «Арарат» регулярно били...» На моей болельщицкой памяти таких побед почти нет, к тому же азербайджанскими именами «Нефтчи» как-то тоже не слишком запомнился... «А что «Арарат»? Кто там, по-твоему, играл? Тот великий «Арарат» 73-го — это же наши, бакинские армяне...»

Азата Иса-Заде, воевавшего в Карабахе, я спрашивал: «Когда прошла ненависть?» — «А ее и не было. Было гадкое ощущение, что я могу целиться в бывшего одноклассника...» Сегодня Азат пытается наводить мосты с бывшими врагами, среди которых у него немало друзей. Это не переговоры. «Переговоры должны вести политики. Я же не могу договариваться о мире. Я понимаю другое: бессмысленно требовать от армян, чтобы они вернули земли, за которые проливали кровь так же, как и мы. Это война, в которой одни побеждают, а другие проигрывают. Значит, возможно, опять будет война, и тогда надо заранее договориться вести ее по правилам: не отрезать уши, не добивать раненых...» Впрочем, в войну Азат, кажется, особенно не верит. Просто как военный: азербайджанцы смогут провести успешное наступление в центре предполагаемого фронта, на что армяне вполне могут ответить контрнаступлением на флангах, в горах — настолько успешным, что речь может пойти о потере Гянджи. «А Гянджи Алиеву никто не простит. У нас, как ты знаешь, свергали президентов и после менее значимых военных провалов»

Алиев это, несомненно, понимает. Но правила игры остаются неизменными и противоречивыми. С одной стороны, ненависти больше нет, перемирию, которое никак не станет миром, в мае исполнится двенадцать лет. Выросло поколение, которое знает о том, как было раньше, только по книжкам и по телевизору. Азербайджанские журналисты ездят в Армению и Карабах, бакинские музыканты гастролируют в ереванских концертных залах, но по возвращении они клеймятся как предатели. Национал-демократической партией Рамиль Сафаров, азербайджанский офицер, зарубивший топором армянского коллегу на натовском мероприятии в Будапеште, признается человеком года. И с таксистами и базарными торговцами, среди которых немало беженцев из Карабаха и того самого «Западного Азербайджана», не стоит говорить о том, что армяне и азербайджанцы так похожи.

Это тоже разлито в воздухе, карабахский фактор все так же эффективен в деле мобилизации нации и, стало быть, стабильности. Есть в жизни азербайджанца вещи поважнее Карабаха, и особого желания воевать давно нет, но боль очень легко и спасительно для власти пробуждается при малейшем о ней напоминании. И власть на напоминания не скупится. При ясном понимании того, что война станет ее крахом. В заложниках и оппозиция, полагающая, что своим патриотизмом готовит Алиеву ловушку, а на самом деле помогающая ему сплотить Азербайджан в конечном счете и против самой себя.

При том, что на самом деле все уже, кажется, давно смирились с тем, что решения никакого нет. И что все переговоры, как точно заметил бакинский коллега, сводятся лишь к соревнованию по крепости нервов: «Весь интерес только в том, кто первым скажет нет». На встрече Алиева и Кочаряна в Париже обеим сторонам был предложен удивительный пакет: кажется, за всю историю переговоров не бывало варианта, так одинаково неприемлемого для тех и других. Армения отдает ряд занятых территорий, линия фронта разблокируется, и через 15 лет назначается референдум в Карабахе — этот срок дается Азербайджану для поиска аргументов, способных убедить карабахцев в целесообразности возвращения. Не подействуют — значит, не подействуют. Делая свою ставку на того, у кого сдадут нервы, я заметил: «Кочарян откажется. Он не может отдать территории...» Коллега усмехнулся. «Не может, верно. Но Алиеву-то предлагается отдать Карабах...»

Я бы, может, и не выиграл в этом маленьком споре, не помоги мне российский сопредседатель Минской группы ОБСЕ Юрий Мерзляков, кажется убедивший Кочаряна уйти первым.

Операция-2013

Среди тех, кого Азербайджан хотел бы видеть союзником, Россия с 18 процентами занимает третье место, уступая объединенным США и Европе — 20 процентов и Турции — 22. При этом больше всего голосов набрала предложенная социологами союзническая коалиция из всех этих стран.

Особых, подобных армянским или грузинским, симпатий к России здесь не было и при Гейдаре Алиеве. И дело не только в обиде на Россию за то, что она, по общему мнению, поддерживает Армению. Просто время идет, и даже немного туманное представление о том, что карабахская проблема может решиться только совместным с Арменией входом в мир, который может быть только западным, становится все более популярным. Да и нефтяное чудо, не слишком подняв среднюю пенсию, все-таки сделало свое дело: Азербайджан почувствовал себя частью мира, которая к Москве особенного отношения не имеет. Ведь это только по былой неискушенности считалось, что на Запад идут за демократией или бегут от империи. И если для Гейдара Алиева балансирование между Западом и Востоком было каждодневным упражнением в мастерстве стратегической интриги, то для Ильхама Алиева, для которого, как и для Саакашвили, Запад — просто естественное состояние души, это лишь очередное нежелание что-то кардинально менять. В конце концов, сумма, равная половине бюджета, поступающая из России, — это один из ответов на вопрос, какие вызовы ему угрожают. Первый — социальный взрыв. Исключается. Азербайджанцы помнят времена и похуже, а такая память — лучший источник для рейтинга, особенно когда альтернатив нет или эти альтернативы так комично ютятся на окраине столицы. Второй — война. Тоже не планируется. Стабильности — в достатке, нефть, пусть и не в анонсированных объемах, идет, а внутренние особенности демократии и экономики на этом фоне, не выглядя узбекскими, прощались даже отцу. Чтобы оказаться человеком на своем месте и в нужное время, совсем, оказывается, необязательно обладать исключительными дарованиями. Особенно после того, как закончилась эпоха большого стиля. Хотя, конечно, все заинтересованные лица делают вид, что ждут 2008-го — года очередных выборов. Чтобы потом начать ждать 2013-го.

Вадим Дубнов

Опубликовано 19 марта 2006 года