Потерянное поколение Чечни

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

На Грозный спускались сумерки и вечерний мороз. Проходя по одной из полуразрушенных улиц, натолкнулись на ворота. Еще с первой войны на них сохранилась надпись: "Здесь живут люди. Проверено 12.06.96". Не совсем понятно, что именно проверяли: то ли отсутствие мин, то ли присутствие людей. Как не сфотографировать?! На наши голоса вышли два парня: "А нас сфотографируете? Мы ведь тут живем".

Ребята рассказали, что это - их временное пристанище: нанялись дом отстраивать счастливчику, получившему компенсацию. Другой работы не предвидится. Живут как все. Хорошо, что день прожит. Ведь здесь шаг в сторону, и ты проваливаешься во мрак. Так с одним из них произошло в 2000-м. Ехал из села, на посту забрали. Два месяца - в некоем подобии пыточной камеры. Истязали всех без исключения. "Им, наверное, так положено". Выкинули, кажется, потому что он твердил, что ни в чем не виноват. И еще он считает, что все, кто сломался под пытками, мертвы. А, может, ему просто повезло, и жернова войны не перемололи его случайно. Так, только шрамы оставили. Один большой - на спине. В виде креста. Друг ткнул его локтем в бок и предложил: "Покажи". Нет, видеть это не хотелось. Слишком страшно было бы смотреть потом в глаза солдат на блокпостах и представлять, а кто же из них сможет такое вырезать. Да и для парня это было бы продолжением пытки. Он затравленно посмотрел на товарища и очень тихо произнес: "Не надо".

На прощание один из неожиданных знакомых бросил: "Мы - потерянное поколение. Но как-то надо жить".

В Чечне много говорят о потерянном поколении детей войны: тех, кому было по десять-двенадцать, когда она началась. Их жизнь оказалась перерезанной пополам. То, что было до, осталось за гранью воспоминаний. Это - сон, а потому он нереален. Действительность, в которой они выросли и возмужали, - марево военных лет. Абсолютно бессмысленные смерти родных и друзей. Разрушенные дома, села и города. Отсутствие надежды доучиться. И постоянная опасность быть уведенным в ночь: они молоды, а потому, с точки зрения тех, кто передвигается по сумеречной Чечне на БТРах, "УАЗах" или "девятках" без номеров, - потенциальные террористы. Люди в камуфляже шкурой чувствуют, что тем, кто вырос на войне, их любить не за что. Вот только не хотят они понять, что далеко не все жаждут схватиться за оружие. Многие просто хотят жить; пока же им надо выжить.

Сайпутдин пришел в гости к своей двоюродной сестре Зареме. Стук в дверь в десятом часу вечера встревожил всех обитателей квартиры: по темноте добрые люди в Чечне друг к другу в гости ходят редко. Но тревога улеглась, когда вошел этот шумный и взъерошенный парень. Зарема отчитала брата за прогулки по ночному Грозному и представила: "А вот тебе чеченский вариант "поколения пепси". Потерянное поколение". Оказалось, что потерянное поколение в лице Сайпутдина пришло задать вопрос журналисту из России: "А что вы думаете о том, что в Чечне происходит?" Он ждал ответа немного напряженно. Ответ был прост: "Идет война. Это - страшно. Разве могут быть какие-то сомнения в этом? Особенно после того, как увидишь все своими глазами". Сайпутдин знал, что значит "страшно". Он горько пошутил почти в рифму: "Чечня - страна чудес: вышел в поле и исчез". Его брат Хасан пропал 17 сентября 2000 года. Поводом послужила пятничная молитва, на которую он встал вместе со своими шестью друзьями. Никто не вернулся. А Сайпутдину повезло: его два года спустя тоже забрали с пятничной молитвы в центральной мечети Грозного. Держали где-то в яме и били. Но почему-то оставили в живых. Для него это - главное. Теперь его мать стоит у окна каждый раз, когда он возвращается поздно. Зарема переживает за брата. Когда начались боевые действия, ему было четырнадцать. Он умен, но возможность окончить школу отобрала война. Где он будет работать? Это - один из самых болезненных вопросов для "потерянного поколения" Чечни. Он не хочет браться за оружие, потому что "слишком любит жить" и не умеет ненавидеть: "Я никогда никого не ненавидел. Я дружу с русскими. Враг России - ее власть. Она ведет страну к катастрофе". Он не хочет забываться в наркотиках, чем все тягостнее заболевает чеченская молодежь. Он нуждается в некоей позитивной альтернативе беспросветности и тоске. Для него это - вера: "Если бы люди жили, как учит Коран, мир был бы лучше. А сейчас он такой, каким его пипл хавает".

Горький вывод, но трудно не согласиться. К сожалению, та разнородная компания, которую чеченский парень обозвал "пипл", действительно уже много чего "схавала", почти не пережевывая. Одиннадцатый год идет война. Чечня превращена в территорию произвола. Горные села опустели. Бомбят регулярно. По ночам. Дети забыли, что такое ночь без выстрелов.

Но для россиян все это далеко, почти как в Африке. И думать об этом слишком дискомфортно. Жизнь большинства населения России - не сахар. Люди замордованы повседневными заботами: надо заработать на жизнь и найти продукты подешевле, надо оплатить коммуналку и пристроить куда-нибудь детей. Тут еще "монетизация льгот" подоспела... До Чечни ли с ее странными, непонятными проблемами... Поэтому и задают порой россияне неожиданно встреченным чеченцам наивный вопрос: "А вам не надоело воевать?" Надоело. И отвечать на этот вопрос им наверняка тоже надоело. Но все же отвечают и объясняют, в чем разница между теми, кто разжигает войны, и теми, кто вынужден жить в условиях войны.

Для Сайпутдина партия войны - это федеральная власть и такие, как Басаев: "Теракты - трагедия. Это - страшно. А то, что с нами происходит - разве не трагедия? Кто-нибудь знает о том, как мы погибаем? Когда я был мальчишкой, гордился тем, что живу в СССР. Мы были сильной державой. Я знал, что буду защищать ее от врагов. Знал, что мы всегда победим. Сейчас я тоже знаю, кто враг России и наш враг: федералы. И я знаю, чувствую, что рано или поздно федералы отсюда уйдут. И уйдут с позором. Басаев - редкостный негодяй. Но у него хотя бы какое-то право на экстремизм есть: семью потерял. Хотя чеченской крови он пролил немало. Его дружок Березовский дал деньги на постройку цементного завода, а тот деньги на нефти прокрутил, запасся оружием и в Дагестан пошел. Разве он не виновен в том, что началась эта война?"

Сайпутдин никак не мог уйти. Зарема напоминала ему о матери у окна. Он успокаивал, говорил, что до соседней многоэтажки даже в Грозном добраться - не проблема. Он хотел, чтобы его послушали и постарались понять. Ему нужно было поделиться своим недоумением: "Как мог появиться в России фашизм? Почему в России столько ненависти? Откуда в России скинхеды?". Чеченского парня "потерянного поколения" тревожила "нарастающая фашизация" квази-демократического официоза. "Как русские могут быть фашистами? Ведь их отцы и деды погибали в борьбе с ними. Как они могут не уважать память о своем роде? Я историю своей семьи до шестнадцатого колена знаю. Как я могу их предать? Как могут люди раствориться в чужой культуре? Мне недавно куртку подарили. Хорошая, но с нашивкой: "Я - американец". Надел, когда нашивку срезал. Хочу быть самим собой". Именно поэтому мать и сестры Сайпутдина надеются, что никто его не уведет ни к чеченским "силовикам", ни к чеченским "бойцам". И еще потому, что он слишком любит обыкновенные радости жизни.

До сих пор в Чечне ждут пятничного "Поля чудес" доброго дяди Лени Якубовича. Воплощение сказки, где сбываются мечты. ...

В ту пятницу, 3 декабря эту сказку смотрели трое ребят в селе Тазен-Кала. Это - Веденский район. Уже горы. Село и так невелико. Сейчас оно и вовсе опустело. Постоянные обстрелы покоя не дают. В тот день родители уехали на похороны родственника.  Ребята остались в доме одни... Зарета, Саид и Сайдан. Зарете - восемнадцать. Младшему Сайдану было четырнадцать. Саид из них самый слабый: в свои шестнадцать он страдал от порока сердца. Когда в очередной раз отключили свет, ребята не очень расстроились: ведь победитель последней тройки игроков почти определился. Ничего не поделаешь - легли спать... Их разбудил грохот разорвавшейся ракеты. Выбежать из дома они не успели. Его разрушила вторая ракета. Когда раненый Саид вытаскивал брата и сестру из пламени, он не понимал, что Сайдан уже мертв. Пожар перекинулся на хлев. Саид услышал, как жалобно стонет скотина, и нашел силы отомкнуть дверь. А потом пополз за помощью к соседям. А соседей в селе было всего три семьи. Рядом - метров триста. Он дополз, но им снова пришлось ждать, потому что ни врача, ни машины в селе не было. Утром соседи спустились в соседнее село, вернулись на грузовике и отвезли Зарету и Саида в Грозный. А Сайдана похоронили родители, вернувшиеся с похорон.

В 9-ой городской больнице Грозного мы увидели Зарету. Ее голова была острижена наголо. Шапка из бинтов скрывала раны. Но ужас одной из ран невозможно было скрыть марлевой повязкой. Она потеряла глаз. Но еще не знала об этом. И о смерти младшего брата она тоже не знала. Зарета попыталась рассказать, как они смотрели "Поле чудес", но говорить ей было трудно. И смотреть на нее было тяжко. Очень хотелось отвести глаза.

В больничном коридоре к нам подошел молодой парень. Он оказался двоюродным братом Зареты и Саида. Был когда-то студентом истфака университета, но ушел... Один из мотивов: опасно было до города добираться. Даже если это спецавтобус с табличкой "Студенты". Слишком часто "исчезали" однокурсники. Вот и решил он отсидеться дома. Авось не заметят... Он с тоской посмотрел на дверь палаты, за которой лежала Зарета... "Знаете, - тихо сказал парень, - после того, что с ними случилось, я не могу спрятаться... Я вернусь учиться... Но только теперь поступлю на юридический".

Оксана Челышева

Опубликовано 19 января 2005 года