Нужна другая жизнь

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Самые благополучные ребята, кого мне удалось найти, - большая семья Муртазовых, где не пострадал ни один человек, хотя в спортзале их было шестеро - трое детей и трое взрослых. Накануне мы ходили по кладбищу, и это отдельный рассказ; там возле одной среди уходящих к горизонту одинаковых могил со свежими столбиками (христиане-осетины крестов не ставят) сидела бабушка, тихо сидела и разговаривала на своем языке с внучатами. Внучат звали Сослан и Аслан, и были они на одно лицо и на одной фотографии.

В большом, хорошем и шумном доме Муртазовых из детской кучи-малы на ковре выглянули две одинаковые мордахи лет шести. Их звали Сослан и Аслан. Бабушка на кладбище оказалась их соседкой.

Близнецы Сослан и Аслан Муртазовы оказались счастливее своих тезок ровно на жизнь. Вернее, на две. Но ряды могил на новом кладбище бросили тень на весь Беслан, и отражение имен живых и здоровых ребят в именах под фотографиями - это смерть, опрокинутая в жизнь, в самые маленькие и обласканные жизни теперь надолго. А может, и навсегда.

Валерию и Марине Муртазовым многие соседи - на Кавказе самые близкие люди - не могут простить их везения. "Почему не села рядом с Валериком? Вон, у них-то небось все живы!" - грызет свекровь сноху за погибшего внука. "Как будто я занимал места согласно купленным билетам..." - оправдывается живой Муртазов.

В дни ада не было своих и чужих. Валерий Муртазов закрыл кого-то, упав сверху на клубок из рук, ног и обгоревших тряпок, думая, что это кто-то из сыновей, а это была Миланка, соседская девочка. А его ребят выбросил из окна еще кто-то. А самого Валеру вынес альфовец Вадим, которого он искал потом месяц и случайно нашел в Москве.

А теперь все живы. Семья, каким я всегда завидую: три брата, две невестки, четверо детей, бабушка, дедушка... Большой стол, много игрушек, пироги, тосты за святого Георгия и все такое. О чем они мечтают? Об одном: уехать из Беслана. Где все родились, выучились, женились и нарожали детей.

- Знаешь, во что они играют? - Валерик - веселый человек и хочет усмехнуться, но что-то не выходит. - Я прихожу, а у этого (показывает на старшего, первоклассника Батика, Батраза. - А. Б.) вся морда вымазана черным фломастером, усы, борода: я говорит, Масхадов. А дружок - спецназовец. И размахивают пистолетами. А одна девочка загнала индюшат в загон и заперла. Мать ей: "Выпусти, пусть побегают". Нет, говорит, это мои заложники...

Дети, укушенные смертью. Я сейчас в воздухе, я пока покидаю Беслан, чтобы непременно вернуться туда и посмотреть, что будет через два, три, пять месяцев. И пока мы подвешены между небом и землей на хотя и мирной, но не самой надежной ниточке, мне не хочется говорить о смерти. Мне хочется сейчас вытравить память о ней, что, конечно, невозможно.

Мой друг-психотерапевт, приехавший сюда вместе со мной, остерегал родителей, чтобы не очень обольщались вернувшейся шаловливостью и тем более играми своих детей, сюжеты которых пугают и самих родителей. У детей, сказал он, все процессы глубже, и впечатления фиксируются прочнее. А поскольку слово материально, и об этом я потом расскажу, потому что рассказывать мне придется о многом, - мы не будем о смерти. Будем пока о счастливых семьях. По-беслански счастливых. Которые видят счастье в возможности уехать отсюда. Чтобы забыть.

Я ехала в Беслан в числе прочего с поручением собрать ребят из списка лицея Ходорковского, которым выпала уникальная карта жить и учиться в этой небывалой школе, сконструированной будто бы по лекалу Стругацких.

Первый дом, куда мы попали, оказался наполовину раздолбанным, там силами пяти женщин делается ремонт. Одна - мама, инвалид с очень редким и страшным, неизлечимым заболеванием: после родов ей отказали руки и ноги. Вторая - бабушка, тоже инвалид, на вопрос, кто глава семьи, уверенно отвечавшая: "Я, кто ж еще". Ну еще тетушки, невестушки, соседушки. И есть там один мальчик. Общая фамилия клана - Кастуевы. Фамилия Сережи - Коробейник. Был у него такой папа. Коробейник во всех смыслах. Когда жена заболела, папа исчез, потом появился, зачем-то украл все документы и снова пропал с концами. Кабы не бабушка, Кабаниха в лучшем смысле этого слова: опора семьи, крепостная башня, власть и хозяйка, - пропали бы.

И вот счастье. Сережа попал в лицейский список. И вот беда. Бабушка легла поперек порога. Кровиночка, единственный! Вернулся из этой мясорубки - чтобы теперь снаряжать невесть в какие края, неведомо в какие руки. А обидят? А посмеются? А побьют, того гляди? Не пущу.

- Что ты любишь? - спросили мы его.

- Что люблю... Телевизор смотреть, гулять... Путешествия люблю!

- Где ж ты путешествуешь?

- Журнал читаю, "Вокруг света".

- Дорогая бабушка Любовь Андреевна! - взмолилась я, словно Ванька Жуков. - Отпустите вы парня от юбки! Отпустите в учение, путешествия, в жизнь мирную и свободную, он же и вам еще поможет, когда время придет!

- Нет, - сказала бабушка, а мама пожала плечами. А Сережа поглядывал в нашу сторону исподтишка, умоляюще, но без надежды.

На следующий день Сережа уезжал в Рязань, поездка от Детского фонда, где единственный телефон раскален, а всех ребят независимо от возраста называют деточками. Сейчас бесланских деточек только и делают, что рассылают по всяким санаторным местам от Рязани до Испании все с той же целью: вернуть им на место мозги.

В семье Сережи Коробейника совсем мало денег. Им бы дыры в стенах законопатить, а уж об отъезде из Беслана мечтать не приходится. Сегодня там спокойно. Но сконцентрированный ужас трех дней теракта, когда родители думали только о том, как бы вытолкнуть своих детей из окна, чтоб смогли убежать (и кому-то это удавалось!), - как бы размазался, растекся пленкой по мирной жизни, когда все еще нужно спасать детей от фантомных болей.

То, что я скажу, прозвучит для многих страшно, и, может быть, мне не будет прощения от мам и бабушек за эти слова. Беслану нужен сейчас крысолов, который уведет детей. Хотя бы на время. Там и сейчас с демографией беда. На тридцать смертей - два рождения. Но тех, кто родился 3 сентября второй раз, надо уберечь, это и называется гуманитарной помощью.

Примерно это я пыталась объяснять бабушкам, мамам и тетям, чьи "деточки" остались живы. Меня плохо понимали. "А я смогу помогать маме?" - спросил меня на прощание Сережа. Конечно. Только живой, здоровый и образованный.

Лицейский список из десяти человек изменился на треть. Родители, у кого они есть, и опекуны сирот, как бабушка Кастуева, глядя в пол, тихо и упрямо твердят: нет, как мы без них?

Вы уже спасли их однажды. Ну спасите еще раз. Другой возможности не будет.

"Мы не хотим дышать этим воздухом. Этой враждой... - сказал Валерик Муртазов. - Мой сосед мне не враг. И ингуш мне не враг. Но я им - враг. Вот что висит в воздухе и отравляет землю, как водочные и нефтеперегонные отходы".

Кавказцы умеют говорить. Но и действовать они умеют. Отзвук боли и вражды в Беслане когда-нибудь стихнет. Кто может - отпустите детей. Впрочем, это плагиат.

...В аэропорту, когда уже объявили посадку, мне позвонила бабушка Любовь Андреевна Кастуева. "Это вы? - пересиливая помехи, кричала она в трубку. - Это вы, кто у нас были? Ох, теперь я, знаете, так хочу, чтобы он поехал учиться! Может, еще не поздно?"

Мне сказали, что место для Сережи Коробейника держат.

Алла Боссарт

Опубликовано 18 ноября 2004 года