История уроженки Дагестана выявила проблемы с помощью жертвам женского обрезания

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Уроженка небольшого села в Дагестане только в 42 года узнала о том, что подверглась обрезанию в детстве, так как подобные темы обсуждать не принято, говорится в материале "АфишаDaily". Пострадавшие от калечащих операций боятся выступить против традиций своей общины, считает президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем "Кавказ. Мир. Развитие" Саида Сиражудинова. В России необходимо ввести новую статью в УК, криминализирующую все типы калечащих операций, считает юрист проекта "Правовая инициатива" Юлия Антонова.

Как сообщал "Кавказский узел", ранее Духовное управление мусульман Дагестана выпустило фетву против женского обрезания, объяснив ее появление интересом журналистов к этой теме, поскольку заявлений от потерпевших или просьб дать разъяснения от жителей не было. Официальное разъяснение муфтията о запрете женского обрезания в исламе позволит заметно сократить эту практику в Дагестане, констатировали опрошенные "Кавказским узлом" правозащитницы. Законодательная база для наказания за такие операции несовершенна, искоренить проблему мешает и поддержка частью верующих женского обрезания, указали участники первой в России конференции на тему калечащих операций.

Уроженка Чародинского района Дагестана Джавгарат (имя было изменено) подверглась обрезанию в раннем детстве, о самой процедуре ничего не помнит. Джавгарат узнала о том, что ей провели клиторэктомию только когда ей исполнилось 42 года, на тот момент она была замужем и с тремя детьми, говорится материале "АфишаDaily" под названием "Женщины, пережившие «обрезание»: история Джавгарат". Монолог Джавгарат опубликован в рамках проекта "Насилие – не традиция", посвященном проблемам женского обрезания.

"Я родилась в селе с населением 15 тысяч человек. Мои родители были земледельцами и животноводами. Исповедовали ислам, но не были слишком религиозны  — не помню, чтобы мы соблюдали намаз (ежедневная молитва — Прим. "Кавказского узла"). Я узнала о том, что мне удалили клитор, только в 42 года. Это известие стало для меня настоящим ударом и психологической травмой, оно навсегда изменило мою жизнь", - рассказала Джавгарат.

По ее словам, она всегда догадывалась, что с ней что-то не так, но обсудить это ей было не с кем. Половой акт был болезненным и часто заканчивался кровотечением, но мать Джавгарат заявила, что это нормально, роды были мучительными, добавила женщина. Она также отметила, что после того, как узнала об обрезании, рассказала мужу, который не удивился и даже сообщил о своей любовнице.

"С мужем я развелась, а чувство собственной неполноценности усилилось. До этого фатального похода к гинекологу я не знала о существовании калечащих операций. Представляете, у меня трое детей  — два сына и одна дочь, — но ни один врач мне об этом не рассказывал, и в нашем обществе этот вопрос совершенно не обсуждается […] уверена, если бы заикнулась, то услышала бы: «Джавгарат, да ты сошла с ума!»", - поделилась женщина.

По ее словам, информацию о женском обрезании она начала искать в СМИ и выяснила, что "будто раньше операцию женщинам делали, чтобы они «не мучались», когда мужчины уходили на войну". "А потом эта традиция укоренилась, и их стали проводить по накатанной, мол, «это делали моей бабушке, моей маме и мне, а теперь надо сделать и дочери». Мне кажется, что мнение сельчан и городских жителей о калечащих операциях разнится: вторые относятся к ним хуже. Еще как-то я услышала, что операцию проводят девочке из села, когда она уезжает учиться в город, чтобы «не загуляла». Но чаще, насколько я понимаю, это делают девочкам при рождении или когда им исполняется семь лет", - уточнила Джавгарат.

Среди НКО и госструктур невозможно найти поддержку по проекту борьбы с женским обрезанием

В России целесообразно ввести новую статью в УК, криминализирующую все типы калечащих операций, с опорой на существующий международный опыт, считает юрист проекта "Правовая инициатива" Юлия Антонова.

"Наказанию должны подвергаться все: исполнители, соучастники и пособники подобной практики. Конечно, в процессе работы думских комиссий, какой бы полной поправка ни была, она может быть сильно урезана. Но здесь важна политическая воля. Факт введения новой нормы заявил бы, что государство осуждает калечащие операции и криминализирует их. Дальше можно работать в сторону ее совершенствования", - процитировало издание юриста.

По ее словам, необходимо ввести обязательства для медицинских и социальных работников, учителей по сообщению о случаях женского обрезания в правоохранительные органы, а также опубликовать специальное распоряжение с осуждение калечащих операций.

"Сейчас у нас есть первое уголовное дело, но пока ни уполномоченный по правам человека, ни уполномоченный по правам ребенка, никакие официальные лица не выступили с комментариями, осуждающими насилие в отношении детей", - заявила Антонова, добавив, что Минздравы в Дагестане, Ингушетии и Чечне и уполномоченные по правам человека и правам ребенка участвовали в просветительских программах на эту тему.

"Нам важны партнеры в этих районах — школы, колледжи, вузы. Мы можем также предложить вариант информационной кампании против насилия среди населения и включить туда тему калечащих операций", - добавила юрист.

Она отметила, что для реализации инициатив против калечащих операций в России невозможно найти партнеров среди НКО и государственных структур на местах. "В странах ЕС существует несколько специальных клиник по работе с женщинами, которые испытывают негативные физические и психологические последствия калечащей операции. Можно было бы сделать такой пилотный проект и в Дагестане на базе гинекологического отделения", - уточнила юрист.

Пострадавшим от женского обрезания следует публично рассказать свои истории

Отсутствие уголовной ответственности за проведение калечащих операций порождает безнаказанность среди родителей и врачей, которые соглашаются на такие операции, уверена президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем "Кавказ. Мир. Развитие" Саида Сиражудинова.

"Я столкнулась с собственной беспомощностью в общении с матерями, которые планировали провести операцию дочерям. В ответ на мои аргументы, что это уголовно наказуемо, они говорили, что живут в обществе с такими традициями и до сих пор операция не преследовалась законом. «Если закон это запрещает, почему же до сих пор ни один человек не был наказан?» — спрашивали они", - привело издание слова Сиражудиновой.

В России пострадавшие от женского обрезания боятся рассказывать об этом не анонимно, отметила она.

"В нашем информационном пространстве не наберется и пяти голосов женщин, поделившихся своим опытом калечащей операции. Есть наши исследовательские интервью, а историй, рассказанных самими пострадавшими, практически нет. Во многих странах женщины сами начали рассказывать о травматичном опыте, становиться активистками и акторами движения против FGM. У нас в стране такого нет, а большинство тех, кто все-таки говорит о проблеме, делают это анонимно. Это говорит об уровне поддержки практики, боязни выступить против своей общины, доверия к НКО, правовой системе, экспертам", - считает эксперт.

Отметим, что ранее юрист проекта "Правовая инициатива" Ольга Гнездилова заявила, что еще одной проблемой борьбы с калечащими операциями является "непонимание того, что подавление женской сексуальности, которое является следствием калечащих операций на половых органах — это вред здоровью". "Часть верующих, и даже представителей духовенства, рассматривают такие операции как сохранение "чистоты" женщин. "Пока законодатели не признают это (способность к сексуальному возбуждению. - Прим. "Кавказского узла"), как жизненно важную функцию, мы не можем двигаться дальше", - подчеркнула Гнездилова.