Врачи назвали исключительной историю с обрезанием девочки в Ингушетии

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Женское обрезание не является обычной практикой в клиниках Дагестана и Ингушетии, но у врачей есть возможность сделать такую операцию скрытно, прокомментировали сотрудники медучреждений историю девятилетней девочки, которой сделали обрезание в Ингушетии. Ребенок рискует получить психологическую травму, как от самой операции, так и от общественного резонанса, указал дагестанский психотерапевт.

Как писал "Кавказский узел", жительница Чечни добилась возбуждения в Ингушетии уголовного дела об умышленном причинении легкого вреда здоровью ее девятилетней дочери. Женщина утверждает, что бывший муж с новой женой без ведома матери отвели девочку в клинику в Магасе, где ей сделали обрезание. Детский гинеколог, работавший по совместительству, провела над девочкой хирургическую манипуляцию, но это не было женским обрезанием, заверил руководитель клиники.

Операции по женскому обрезанию нельзя назвать распространенными, сказала 19 мая корреспонденту “Кавказского узла” гинеколог из Дагестана Альбина Гаммадова. "У нас есть некоторые села, где это практиковалось, но на данный момент практически нет. Я сужу по своему опыту - за 30 лет я [в Дагестане] ни одну обрезанную женщину не видела. Я работала в Йемене и Саудовской Аравии - и там пару таких женщин видела. В Дагестане - нет", - сказала она.

В клиниках проводятся лечебные операции, пояснила врач. "Мы же лечим заболевание. Мы оперируем что-то, что мешает человеку жить. А в данном случае - я не знаю, что она [врач из Ингушетии] сделала. Например, восстановление девственной плевы - это легально. На Кавказе это воспринимается негативно, но вообще такая операция есть", - заверила Альбина Гаммадова.

Без медицинских показаний, по ее словам, делаются пластические операции. "Если что-то женщине не нравится – косметически – мы можем это делать. Если взрослый, совершеннолетний человек придет и скажет: "Мне не нравится вот здесь, сделайте мне это", – то я сделаю. Почему нет? Уголовно это не наказывается. Она желает – я делаю. Вред здоровью я при этом не наношу", – сказала гинеколог.

Альбина Гаммадова затруднилась оценить характер телесных повреждений, которые стали поводом для уголовного преследования врача. "Я не знаю, что именно она сделала так, чтоб это было именно телесное повреждение, чтобы здоровье пострадало у этой девочки", – сказала она.

По мнению врача, у гинеколога была возможность сделать операцию втайне от руководства клиники. "Это небольшая операция, она не требует операционной. Никакая там помощь медперсонала не нужна особенная. Закрыла кабинет и сделала всё, что нужно", – сказала Альбина Гаммадова.

Но при этом врачу пришлось бы решать проблему обезболивания пациентки, подчеркнула врач. "Как она это сделала без анестезиолога? Как она сама могла дать наркоз? Даже если местное обезболивание – это укол, тоже не очень приятная вещь", – сказала она.

Рана должна была зажить примерно за 4-5 дней, предположила Гаммадова. "Хотя, смотря какой объем [хирургического вмешательства]. Из лечения – только антисептиками обрабатывать, чтобы не было инфекции, воспаления. Для жизни нет никаких последствий или опасности. Ни на способность забеременеть, ни на роды – ни на что это не влияет. А вот на качество жизни – очень может быть", – добавила она.

Гинеколог из Ингушетии, попросившая не указывать ее имя, призналась, что за 25 лет работы в республике практически не сталкивалась с темой женского обрезания. "У меня был один случай, когда я только начинала работать. Ко мне приходила женщина в возрасте, ей было под 60, и она пришла ко мне с просьбой об обрезании, но я даже не знала тогда, что такое делается. Она мотивировала это тем, что не может спокойно умереть без этой процедуры. Я подумала, что она сумасшедшая, и отказала ей. А потом мне объяснили старшие коллеги, что у каких-то тейпов это делается. Делалось раньше – и не то, что врачами, а в домашних условиях. Но после этого за все годы работы ни разу ко мне никто не обращался", – сказала она корреспонденту "Кавказского узла".

По словам врача, она не видела и последствий таких операций у своих пациенток. "В своей практике, мне кажется, я с таким не сталкивалась. Хотя это и не всегда легко заметить у взрослых… Тем более, что, как я понимаю, они не удаляют весь орган, а чуть-чуть его надсекают", – сказала она.

Показанием к такой операции может быть гинекологическое заболевание, уточнила врач. "Но это у женщины, не у ребенка. Например, онкология. Да, после биопсии делается такая операция – удаление. Удаление любой части органа или любого органа. Если есть новообразования, есть показания. А если нет показаний, то такой номенклатуры нет ни в МКБ-10 (действующей в России Международной классификации болезней 10-го пересмотра. – Прим. "Кавказского узла"), ни у нас в прейскурантах", – сказала гинеколог.

По словам врача, в клинике, в которой она работает, нелегально такая операция сделана не будет. "Если нет показаний, по желанию женщин – я не делаю ничего. У нас серьезная клиника, и без четкой формулировки процедуры ничего не сделаешь, даже мазок не возьмешь. Всё вбивается в компьютер – какая процедура делается. Конечно, найдутся клиники, где доктор там сделает ей одно, а напишет другое. Но при любом неблагополучном исходе за это придется отвечать", – заверила врач.

Доктор согласилась с мнением коллеги, что при желании гинеколог может провести операцию втайне от руководства клиники. "Если доктор не совсем добросовестный, если нет камер в кабинете... Хотя такую операцию скрыть тоже сложно – она же кровавая", – сказала она.

Операцию без подготовки делать было нельзя, подчеркнула гинеколог. "Как и любая другая операция, эта манипуляция требует хотя бы общего анализа крови. У девочки может быть [нарушение свертываемости крови], у нее может быть низкий гемоглобин. Это накануне любой хирургической операции должно проверяться. Плюс, может быть, мазочек на флору. Мало ли, какие там у девочки могут быть инфекции", – сказала врач.

Однако, по ее словам, гипотетически для обрезания "никаких специальных условий не надо", а на заживление раны может потребоваться минимум дней 7-10. "Зависит от того, насколько сильным было вмешательство, какова глубина раны. И если было кровотечение, то нужна кровоостанавливающая терапия", – пояснила она.

По ее мнению, такие операции больше влияют на психологическое здоровье девочек. "Это орган, который отвечает за эмоциональное возбуждение. И если это делалось без наркоза, ребенок мог пострадать психически. А так – особого урона для здоровья нет, просто чувствительность в будущем снизится или вообще исчезнет", – предположила она.

Реакция девочки на обрезание должна была во многом зависеть от того, как ей это объяснили взрослые, убежден дагестанский профессор, доктор медицинских наук, сексолог-психотерапевт Ахмед Азизов. "Важно, как было ребенку объяснено, куда ее ведут, для чего это нужно, как это делается. Если была предварительная грамотная подготовка, то большого влияния на психологию не будет. Если ребенок растет в мусульманской семье, веру воспринимает авторитетно, как один из важных аспектов в жизни человека, если ей было сказано, что это процедура, от которой она приближается к Богу, тогда вредное воздействие будет минимальное. Если ей ничего не объяснили, то да – это будет достаточно серьезной психологической травмой", – сказал он корреспонденту "Кавказского узла".

В возрасте девяти лет "любая манипуляция в этой области привлекает внимание ребенка к интимным местам", и у ребенка появляется "определенная заинтересованность", подчеркнул специалист. "Это тоже может не совсем положительно повлиять на ее психологическое состояние. В принципе, если девочка раньше не обращала внимания на свою интимную сферу, на эти части тела (а это типично для такого возраста, понимание начинает приходить позже, в 11-13 лет), если она до этого об этом никогда не задумывалась, то возможно и некоторое зацикливание на этой теме после такой процедуры. То есть если это делается целенаправленно для того, чтобы снизить сексуальную активность, то выходит немного наоборот", – сказал Ахмед Азизов.

По мнению профессора, на последующую сексуальную активность эта процедура может и не повлиять. "Как правило, уродующая операция идет только в африканских странах. А на Кавказе в российской мусульманской среде этот ритуал, во-первых, очень редко имеет место, а во-вторых – он исполняется условно. Какой-то надрез делается – и всё. На сексуальность девочки это, по большому счету, никак не влияет. Я сталкивался с людьми, которые прошли через такую манипуляцию. Не как врач, не в своей врачебной практике, но в обиходе – некоторые знакомые этому подвергались. И у довольно многих из них я не видел, чтоб это имело какие-то серьезные сексологические, психологические последствия", – пояснил он.

Кроме того, травму ребенку может нанести и всё, что произошло после операции, считает Азизов. "Суд, экспертизы серьезно усугубляют психологическую ситуацию. Для нее это достаточно серьезная травма, и я думаю, что из всей этой истории она выйдет весьма проблемным психологически человеком. Первое – сама эта процедура, что папа повел ее к гинекологу… Но помимо этого – как она вернулась, как рассказала маме, как мама отреагировала. Мама подняла шум, у девочки есть ощущение, что произошло что-то страшное, мама расстроилась, она в гневе – это всё отражается на ребенке. Потом они подали заявление, с девочкой какие-то дяди разговаривали. Всё это публичное обсуждение. И тут и фигура папы, его авторитет, получается, что папа ее подставил, унизил. Плюс это становится известным соседям, подругам, одноклассникам. Их реакция для девочки тоже очень важна. Конечно, это всё серьезная травма – и клеймо на всю оставшуюся жизнь. Ребенок, я думаю, нуждается в помощи детского психолога", – поделился мнением профессор.

Женское обрезание вызывает психологическую травму, сказала ранее "Кавказскому узлу" президент Центра исследований глобальных вопросов современности и региональных проблем "Кавказ. Мир. Развитие" Саида Сиражудинова. "Операция травматична всегда. Из-за того что они часто проходят вне медицинских учреждений, и в случае осложнений врачи не указывают причину, они остаются неизвестными. Психологическая травматизация также неизбежна, но в определенной степени она зависит от того, насколько одобряема данная практика в общине и окружении ребенка. [...] Больший стресс испытывают те, кто впоследствии сталкивается с пониманием того, что операция не норма, она сделана не всем, либо когда сталкиваются с ее последствиями в личной жизни", – рассказала она.

Напомним, в Дагестане широкое обсуждение проблемы женского обрезания началось в августе 2016 года после публикации результатов исследования "Правовой инициативы". Правозащитники отмечали, что калечащие операции на девочках совершаются при поддержке духовенства и рассматриваются населением как религиозная обязанность. По предварительной оценке авторов исследования, подобные операции были проведены над десятками тысяч женщин в Дагестане.

Большинство читателей "Кавказского узла" сочли женское обрезание калечащей и не соответствующей традициям ислама практикой, показал проведенный в 2018 году опрос "Дагестан – надо ли обрезать женщин?".