НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".
Трагедия с ингушской девочкой, пострадавшей от истязаний в семье, обнажила не только и не столько проблему адатов и шариата на Кавказе, сколько порок всей государственной системы защиты прав и опеки в целом, делает вывод в своем материале для "Кавказского узла" правозащитник, председатель ингушской организации "Союз пострадавших от геноцида" Руслан Парчиев. Тем временем ребенку предстоит перенести очередную операцию.
В начале июля девочка была госпитализирована в Ингушетии в тяжелом состоянии, врачи прооперировали ее, сохранив ей левую руку. Позднее ребенка перевели в НИИ неотложной детской хирургии и травматологии Леонида Рошаля в Москве. 23 июля врачи рассказали, что левая рука девочки не будет ампутирована, но ее восстановление займет долгое время. Однако в итоге врачи все же решили частично ампутировать правую руку девочки. Сегодня уполномоченный по правам ребенка в России Анна Кузнецова рассказала, что перед протезированием нужна еще одна операция.
***
Наблюдая за онлайн-дискуссией на “Кавказском узле” на тему избитой девочки я заметил, что при обсуждении тезиса “это проявление кризиса кавказского общества или всей системы?” никто из участников дискуссии не обратил внимание на взаимосвязь кризиса в Ингушетии с общероссийским кризисом ювенальной юстиции. Этот вопрос, по моему мнению, очень болезненный и принципиальный. И поскольку он был не раскрыт, попробую осветить его в меру имеющейся у меня информации.
Дети в России бесправны
Историю ингушской девочки я считаю проявлением кризиса и местного, и всей системы, поскольку кавказский сегмент этой системы во многом зависит от общероссийского. В силу специфики своей правозащитной деятельности, заостренной в основном на проблемах беженцев, мне часто приходилось сталкиваться с взаимоотношениями общества и государства. И с детьми, находящимися в трудной жизненной ситуации.
На моей памяти войны в Чечне и этнический конфликт в Северной Осетии, вследствие которых тысячи детей были лишены привычного образа жизни и средств к существованию. По степени эмоциональной нагрузки для детей это почти одно и то же, что лишение родительского тепла. Это побудило меня вступить в вышеупомянутую дискуссию.
И если население, которое в данном контексте мы можем расценивать как общество, в целом всегда сострадает маленьким “терпигорцам”, то государственные уполномоченные лица, по моим наблюдениям, не страдали излишней сентиментальностью к ним ни тогда, ни, как видно из трагедии ингушского ребёнка, сейчас.
Уровень правовой и социальной культуры государства определяется его отношением к наиболее незащищенной в материальном и социальном плане части населения. Как и потеря привычного образа жизни, потеря родительской опеки наносит ребёнку невосполнимую моральную травму. И если государственные уполномоченные органы вовремя не подставят ребёнку плечо, обеспечив его заботой, то равнодушие может стать трагедией всей его жизни.
Мои наблюдения не ограничились специфической кавказской, мусульманской средой - я обратил внимание на проблемы с детьми российского общества в целом, вольно или невольно влияющее и на взаимоотношения общества и детей в национальных регионах.
По результатам этих наблюдений я пришел к неутешительному выводу, что ситуация с избитой девочкой обнажила кризис не только ювенальной системы Ингушетии, но и всей России.
Россия, подписав Конвенцию о правах ребёнка, обязалась привести свои законодательные нормы в соответствие с общепринятыми мировыми правилами. Следовательно, обратив внимание на отношение к детям, допустим, в Штатах, мы можем задать закономерный вопрос: а почему у нас не так?
В Массачусетсе, например, все перекрёстки, прилегающие к школам, контролируются в любое время года и при любой погоде полицейскими, которые тщательно отслеживаю передвижение в районе школы не только транспорта, но и школьников. Вы не увидите ребёнка, по крайней мере, до 12 лет, без сопровождающего. Вы не увидите автомобиль, двигающийся в опасной близости к идущим в школу детям.
Школьные автобусы оснащены световыми сигналами с функциями светофоров. Попробуй обгони или объедь, когда он стоит, - мигом получишь штраф, который запомнишь надолго. Информация от детей, даже в садике, о грубой выходке в семье становится предметом строгого расследования в самом садике и, если дело того заслуживает, немедленно становится предметом изучения уполномоченных детских органов.
Благие начинания, зародившиеся в российском обществе на заре перестройки, угасли, как только руководящие чиновники поняли, что дети - дело выгодное и их можно использовать в определенных финансовых и политических целях. Закон “Димы Яковлева” положил начало этому скверному торгу.
Принятый российской Госдумой в 2012 году закон, препятствующий усыновлению детей гражданами США, известный в СМИ как “Закон Димы Яковлева”, свое название получил от имени погибшего по вине приемного родителя российского ребёнка. Виновник был оправдан американским судом, но не оправдан российскими законодателями.
Они немедленно воспользовались этой трагедией, отомстив, как они считают, американцам, за так называемый “Закон Магнитского”. Которым американцы ввели санкции против чиновников, причастных к гибели в тюрьме российского сотрудника американской фирмы.
Россия четко обозначила законом “Димы Яковлева” свое суверенное право распоряжаться судьбой не просто детей. Но и, что ещё более трагично, судьбой детей-инвалидов. Разом лишив десятки тысяч российских детей права на достойное существование, она прочно укрепилась на позициях неправовых государств.
В силу сложившихся обстоятельств я получил возможность изучить ситуацию с правами детей в Штатах, конкретно в Бостоне. И я имел возможность оценить те потери, которые понесли российские дети в результате принятия закона “Димы Яковлева”. По крайней мере, значительная их часть, поскольку усыновление детей из России - мечта многих тысяч обеспеченных американских семей.
Трагедия, произошедшая в Ингушетии, обнажила не только и не столько проблему адатов и шариата на Кавказе, сколько порок всей государственной системы защиты прав и опеки в целом. То есть независимо от местной специфики, которую также нельзя исключать, пренебрежение к детям - это болезнь всей России. Адаты и традиции влияют на ситуацию не потому, что они хороши или плохи, а потому что система плоха.
Статистика говорит сама за себя. По данным Следственного комитета России, за девять месяцев 2018 года в нашей стране от рук преступников погибли 917 детей. 1 Простой подсчет дает основание предполагать, что число погибших за год далеко превышает тысячу. Если бы общероссийская ювенальная система в лице ее органов на местах работала исправно, такие трагедии были бы единичны или вообще невозможны.
Думается, что местную традицию воспитывать детей из распавшихся семей в доме отца нельзя считать абсолютным злом. В нынешних условиях это происходит в основном с согласия сторон и, кроме того, права женщин и матерей сегодня сильно изменились. Многие дети, оставшиеся в семьях матерей, чувствуют себя некомфортно из-за родственников матери, для которых они являются чужими, но которые, тем не менее, несут за них навязанную им обстоятельствами ответственность.
Из-за этого обременения часто при разводе инициаторами передачи ребёнка в семью отца являются родители разведенной матери. Чаще это именно дедушки, которые при всей любви к внукам, боятся ответственности за них перед отцовской стороной, часто оказывающейся в таких ситуациях «не дружественной». Дамоклов меч - серьезный аргумент.
Девочка жила под опекой в семье тети, которой предъявлено обвинение в умышленном причинении тяжкого и опасного для жизни вреда здоровью малолетнего ребенка, сообщило управление Следкома по Ингушетии. Родственница девочки виновной себя не признает. Ее апелляция была отклонена 15 июля Верховным судом, и она осталась под стражей. Мать девочки утверждает, что ей не давали видеться с дочерью после развода. Традиция оставлять детей в семье отца зачастую приводит к изоляции ребенка от общества, указала юрист "Правовой инициативы" Ольга Гнездилова.
Тот факт, что трагедия ингушской девочки произошла в семье отца, не говорит об “абсолютном правиле”. Мы можем найти множество примеров в той же Ингушетии, когда нечто подобное происходило и в семьях матерей. Чаще всего если матери после развода вновь выходили или вынуждены были выйти замуж. Низкий уровень жизни и безработица - не последние из причин, побуждающих женщин с детьми искать способ для существования в повторном браке, при котором дети часто становятся обузой.
Это является причиной, по которой иногда детей в Ингушетии передают на воспитание в семью отца с согласия материнской стороны, и это не бывает худшим для ребёнка вариантом. Хотя любой вариант, при котором ребёнок лишается хотя бы одного из родителей, плох. Светское право, да и шариат, не отдают приоритет в воспитании ребёнка именно материнской стороне, а взвешивают все обстоятельства, ставя во главу угла желание ребёнка, если он может принимать осмысленные решения.
Из этого следует вывод, что в современных условиях архаичное право должно и, как правило, жестко контролируется общепринятыми современными гуманитарными правилами, которые в правовых государствах жестко выполняются. А такие вопиющие происшествия, как в Ингушетии, - скорее достояние стран с низким уровнем государственной правовой ответственности. И нет ничего удивительного в том, что это происходит в странах, где существуют законы «Димы Яковлева», и республиках, в которых выкидывание детей из жилища - узаконенная норма.
Ссылки на то, что местные традиции и неописанные законы мешают правосудию, нелепы. Ювенальные органы, прокуратура, судебная система в субъектах не подчиняются ни так называемому обычному праву, ни сложившемуся в регионах порядку вещей. И, когда надо, государственная машина может принимать взвешенные решения, не оглядываясь на обычаи.
Неисполнение решения судов, защищающих права детей в национальных республиках Кавказа, со ссылкой на местные традиции не может служить оправданием для противозаконных действий. Во всем мире, включая самые цивилизованные страны, родители и родственники похищают детей и прячут их от органов опеки и правопорядка. Но не для истязания или в целях выгоды, а считая, что так им – детям - будет лучше.
Но уж если суды определили местом жительства ребёнка конкретную сторону, то исполнительные органы и работают для того, чтобы претворять в жизнь такие решения. Ссылка на местные традиции, не позволяющие исполнить решение суда, означает, что представители уполномоченных органов незаконно получают зарплату.
Ингушетия впереди России всей по нарушениям прав детей
В Ингушетии мы имеем случай, когда ребёнок не находился в поле зрения ни органов опеки, ни общественных органов, созданных для защиты прав детей. Налицо пренебрежение правами ребёнка уполномоченных органов Российской Федерации низового звена, которые должны отслеживать и реагировать на такие экстраординарные случаи.
По общероссийской тенденции креститься уполномоченные органы начинают только когда грянет гром, и проблема вылезает наружу. Ингушетия здесь впереди России всей, и в результате мы получили то, что имеем. Да и как можно говорить о правах ребёнка в ситуации, когда даже двухсменка в школах Ингушетии считается достижением.
Думаю, любого губернатора в Америке, у которого в штате была бы хоть одна двухсменная школа, правозащитники и журналисты немедленно растерзали бы. А в Ингушетии и трёхсменка не редкость. Эта на первый взгляд не имеющая отношение к преступности ситуация и формирует пренебрежительное отношение к детям и их благополучию.
1 сентября 2018 года Юнус-Бек Евкуров на открытии школы в Гамурзиево заявил, что в регионе решена проблема трехсменного обучения. Однако 28 марта 2019 года замминистра просвещения России Татьяна Синюгина назвала Ингушетию в числе регионов, где дети в школах учатся в третьи смены. "У нас есть субъекты, у которых есть третья смена, - Дагестан, Бурятия, Ингушетия, Чеченская Республика. На решение проблемы ликвидации третьей смены, а она есть и в сельских школах на этих территориях в том числе, выделено порядка 28,3 млрд рублей на 2019-2021 гг., чтобы проблема с трехсменностью в этих субъектах была решена", - сказала на заседании круглого стола по состоянию и перспективам развития сельской школы в РФ Синюгина, слова которой приводит ТАСС.
Дело пострадавшей от преступных действий семилетний девочки из Ингушетии заставляет обратить внимание на пороки государственной системы на местах, и, разумеется, конкретно в Ингушетии. Нет ничего странного в том, что именно в Ингушетии, где нарушения прав граждан носят чудовищный характер, в конце концов обнаружился и вскрылся этот гнойник.
Может, хоть сейчас уполномоченные лица вспомнят, что именно в Ингушетии почти сотне детей не досталось жилье. По вине чиновников без жилья остались 93 ребенка, хотя деньги на приобретение квартир для них были выделены.
Минобразования Ингушетии в 2016 году заключило два госконтракта с коммерческой организацией на покупку 61 квартиры для 93 нуждающихся детей-сирот на общую сумму более 41 млн рублей. В ходе проверок сотрудники прокуратуры выявили несоответствие купленных квартир требованиям жилищного и санитарно-эпидемиологического законодательства, и жилье этим детям не было предоставлено. По результатам проверки было возбуждено уголовное дело о злоупотреблении должностными полномочиями, говорится в опубликованном 18 марта 2019 года на сайте Генпрокуратуры России сообщении.
Может, хоть сейчас Верховный суд обратит внимание на то, что суды республики помогали своими решениями беспринципным чиновникам, выкидывать сотни людей, из которых более трети - дети, без предоставления альтернативного жилья из жилых объектов, которые государство определило для них как место жительства, поправ тем самым защищаемое Европейской конвенцией право на жилище.
На вопрос «кто виноват в трагедии - органы опеки и охраны прав, не исполняющие должным образом свои функции, суды, узаконивающие нарушения прав, госорганы или органы местного самоуправления, которые также непосредственно отвечают за благополучие детей или «тети и дяди» жертв?» - ответить очень легко: все!
Причем, дяди и тёти, мачехи и отчимы, радивые и нерадивые родственники и соседи – виноваты в последнюю очередь. Главная проблема - в полном бесправии детей, которое оканчивается такими эксцессами.
Руслан Парчиев, специально для "Кавказского узла"
- В России с начала года были убиты 917 детей// “Эхо Москвы”, 20.11.2019