Борис Кольцов (НТВ): Мы все были под прицелом

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Пустое фойе Театрального центра на Дубровке. Осколки стекол, разбитые выставочные стенды. Полная тишина. Только гардероб полностью забит одеждой. Эти жуткие кадры мы увидели в телевизоре. А корреспондент НТВ Борис КОЛЬЦОВ  - в реальности.

- Борис, а как вообще получилось, что вы с оператором пошли внутрь Театрального центра?

- Мы были готовы пойти еще первой ночью, когда стало известно, что террористы хотят говорить с НТВ. А через день мы стояли неподалеку от штаба, делали прямые включения. К нам подошли из штаба и сказали, что мы можем пройти внутрь. Я посоветовался с оператором Валерием Шебановым, и мы вошли на территорию штаба. Нас сразу подвели к Сергею Говорухину и Дмитрию Беловицкому, заместителю главного редактора "Литературной газеты". Часа полтора мы ждали, пока выйдет Анна Политковская. Все это время мне казалось, что что-то здесь не так - вроде бы террористы все уже сказали Сереже Дедуху, заявление сделали, зачем они опять хотят видеть НТВ - непонятно. Спрашиваю в штабе: нас точно ждут? Ответ: да, есть договоренность, что съемочная группа НТВ может войти в любой момент. Мы и пошли. К тому же мы думали, что сможем помочь Говорухину, которому надо было пройти внутрь. Только через два дня я от Говорухина узнал, что ему сказали о том, что туда идет группа НТВ и он может пройти с ними. Иначе, чтобы пройти в ДК, Сергей собирался выкидывать белый флаг.

- То есть вы думали, что идете с Говорухиным, а Говорухин - что он с вами?

- Да, авантюра получилась. Как говорится, все подвиги совершаются по глупости. Никаких договоренностей на самом деле не было. Как выяснилось потом, они нас абсолютно не ждали. Я с утра посмотрел материал Дедуха и поэтому довольно быстро сориентировался на месте. Мы пошли направо и поднялись по дальней лестнице, громко разговаривали, чтобы заметили наше приближение. Другая лестница вела прямо в зал, если бы мы пошли налево - не факт, что там с нами стали бы разговаривать. К нам вышли человек пять террористов. Мы объяснили, кто мы и зачем пришли. Один из них среагировал сразу: "А мне все равно, кто вы. Я вот щас как начну стрелять!". Но стрелять не стал. Увидев камеру, они сказали: "Вы же ночью все сняли, чего вы еще хотите?". А мы спрашиваем, чего хотят они. На самом деле нам сильно повезло, что они сразу узнали Говорухина, не восприняли наш приход резко. Потом они напряглись по поводу коробок. А мы и сами не знали - то ли они были предназначены для заложников, то ли для самих террористов. Там были всякие гигиенические принадлежности, даже дезодоранты. Нам сказали поставить коробки на стойку в центре зала - тоже непонятно зачем. Когда мы вошли, сообщили, что Бараев отдыхает. Говорухин потом сказал, что Бараев сильно простужен. Самая дурацкая ситуация была в том, что Говорухин сразу пошел вести переговоры, а мы остались стоять там. О том, чтобы мы дождались Говорухина, а потом уходили, нам никто ничего не говорил. Ситуация зависла. Потом нам разрешили сесть на диванчик, как раз спиной к окну. Я сидел и надеялся, что наши снайперы на крыше разглядят, что мы не террористы. Через некоторое время к нам вышел сам Бараев. Он был явно не в духе, долго возмущался по поводу пленки: "Почему вы не показали мою пленку? Вам запрещают ее показывать!". Я сначала подумал, что он говорит еще об одной кассете, которую он передал. Оказалось, он имел в виду сюжет Сережи Дедуха. Я прикинулся веником - ничего не знаю, ничего сказать не могу. Тогда Бараев сказал довольно резко: "Пошли вон". Мы и ушли. Через несколько минут вышел Сергей Говорухин. Все это вместе с ожиданиями заняло около часа.

- Как ты думаешь, почему террористы потребовали именно НТВ?

- У них, видимо, осталось впечатление от первой чеченской войны, что НТВ максимально объективно. Хотя первое, что они мне сказали, была фраза, что НТВ тоже стало портиться. Это была реакция на то, что Бараева показали, а слова его пересказали. То есть показали совсем не то, на что террористы рассчитывали. И они очень принципиально обиделись. Думаю, что если бы вместо нас туда опять пришли ребята, которые делали этот сюжет, их вряд ли отпустили. Ко мне лично у них претензий не было, кроме одной - чего я, собственно, приперся.

- Почему же террористы потребовали выключить камеру?

- Они очень расстроились, что по пути оператор снимал все подряд. Задача любого оператора в подобной ситуации - снять как можно больше картинок. Ведь главное, для чего мы туда идем, - сделать материал. Но им сильно не понравилось то, что наснимала предыдущая группа, поэтому нам сказали выключить камеру, чтобы мы ничего плохого не сняли. Да и освещение там было плохое. Мы сняли проход по лестнице, а потом выключили камеру. Один из террористов решил проявить бдительность и проверить, что мы уже сняли. Он отвел оператора в сторону, Валера показал ему, как работает камера. На пленке был заснят кусок стены, похожей на ту, возле которой они стояли. Валера показал бандиту в видоискатель и сказал: "Вот сейчас камера работает". Тот согласился: "Да-да, работает". Так пленка осталась у нас. А в том зале, где были террористы, мы и в самом деле ничего не сняли.

- Что вы делали в то время, пока Говорухин вел переговоры? Как вели себя террористы?

- Они вели себя, как обычные чеченцы-боевики, с которыми я много раз встречался в первую чеченскую войну. Но в этот раз нас все время держали на прицеле, хотя особого напряжения не было. Больше всего с нами общался один из террористов, выглядел он довольно странно: в костюме с галстуком и в маске террориста. Судя по всему, он сидел в зале, когда был захват. Он не был настроен на диалог, ему просто хотелось высказаться. Он много говорил, например, что не стоило нашему корреспонденту делать свои комментарии, хотя не знаю, с чего он взял, что Сережа Дедух что-то комментировал. Еще один момент - я часто бывал в Чечне, видел в их деревнях ритуальные танцы, но даже там я не встречался с таким религиозным фанатизмом, какой увидел у этих террористов. Мы сидели сравнительно долго, я пытался с ними общаться, рассказал, что работал в Чечне, снимал там репортажи. Один из террористов вдруг ни с того ни с сего говорит мне: "Знаешь, что меня больше всего интересует? Пророк Мухамед". Мне показалось, что в отличие от первой чеченской на первом месте у этих людей уже не независимость, а ислам. С таким фанатизмом я еще лицом к лицу не сталкивался.

- А что еще тебя потрясло там, внутри?

- Главное визуальное потрясение для меня . это пустое фойе и заполненный одеждой гардероб. Жуткое ощущение вот этой пустоты при том, что где-то здесь сидят люди и не могут выйти. Снаружи видна только коробка здания, а внутри, в полной тишине, очень чувствуется, что в здании много людей. Еще мне очень запомнилось, что люди, которые вроде нас охраняли, между собой разговаривали по-чеченски. И когда не хватало слов в чеченском языке, в их разговоре проскакивали русские слова вроде "Мерседес-200" . они обсуждали, что какой-то их знакомый купил себе такую машину. Было так неожиданно, что люди, которые пришли умереть за веру, разговаривают о "Мерседесах". Потом в "Намедни" перевели то, о чем они говорили, готовясь сделать обращение в репортаже Дедуха: один из террористов интересовался, как на нем сидит маска и говорил: "Что же мы творим?", а Бараев просил позвать "сестер с их понтами".

- Как ты считаешь, в подобных ситуациях журналист должен вести себя прежде всего как профессионал или как человек?

- Профессионализм - это как характер, он человеку либо дан, либо нет. Настоящий профессионал всегда поведет себя как человек, оставаясь при этом профессионалом. Хотя в каждом случае индивидуально. У меня, например, нет стопроцентной уверенности, что я был прав в том, что пошел туда. Главная наша заслуга в том, что мы сходили и вернулись. Вот Анна Политковская права на все сто процентов. Боевики ей доверяли, и она реально могла что-то сделать, даже просто принести воду заложникам.

- НТВ раньше всех выходило в эфир и с наиболее удобных точек. У НТВ были эксклюзивные права на показ?

- Нет, никаких прав. Нам "повезло", если можно так выразиться, что возле штаба в первые часы была неразбериха, нас с одной точки согнали, мы заняли другую. Просто нашли удачный ракурс, и все. У корреспондентов Первого канала, например, точка сначала тоже была практически напротив главного входа. Просто эта ситуация доказала, что мы по-прежнему профессионалы в новостях. Когда произошел раскол на НТВ, многим казалось, что ушла самая сильная часть. Нас постоянно убеждали, что мы станем второй "Россией", на нас будут давить. Поэтому нам важно было доказать, что мы так же сильны, как раньше. И никакого давления со стороны руководства не было и в помине. Мы работали, иногда ошибались, а Йордан принимал удары на себя. Он вел себя абсолютно так, как в свое время себя вели Добродеев с Киселевым. Это была проверка и для него, и для нас.

- Как ты считаешь, стоит показывать теракты и захваты заложников в прямом эфире? Это же только нагнетает обстановку.

- Знаешь, "Лебединое озеро" вместо новостей нагнетает обстановку ничуть не меньше, чем новости каждый час. Зрителям нужен эффект присутствия, чтобы они видели все, что происходит, по телевизору, а не помчались бы за новостями на место события. Поэтому необходимо информировать зрителей о том, что происходит. Все, власти в том числе, понимают, что мы знаем больше, чем говорим. А мы понимаем, что можно показывать, а что - нет. В подобных ситуациях всем нужна информация с места событий - и властям, и зрителям, я уже не говорю о родных и близких заложников. Также очень важно поведение и отношение властей. Поэтому нужен только компромисс между тем, что говорить можно и что нельзя. Внутренняя самоцензура. О том, что будет штурм, говорить нельзя. О том, что пытаются наладить контакт с террористами, что внутрь прошел Кобзон и освободил несколько заложников, говорить нужно. Главное - не нагнетать обстановку. И не врать.

- А подробно рассказывать про планировку здания или показывать перемещения спецназа, который готовится к штурму?

- Понимаю, к чему ты клонишь. Перемещения спецназа происходили постоянно, и мы их иногда показывали, но чтобы не информировать террористов о том, что происходит именно сейчас, мы повесили плашку - "Хроника событий". Реально мы знали больше, чем показывали. Например, через три часа после захвата мы знали, что бойцы "Альфы" уже уехали тренироваться в ДК "Меридиан". Мы знали, что властям требуется время, чтобы все подготовить, что специально затягивают переговоры, но об этом не сообщали. Здесь главный принцип - не навреди.

- А трупы боевиков показывать надо? Например, труп Бараева с бутылкой коньяка?

- Ну с коньяком это, понятно, постановочный кадр. Бутылку подставили уже наши, и чувства их понятны. Что до трупов, то, я думаю, показывать трупы можно, потому что это реальность, от которой никуда не денешься. И на войне надо их показывать, потому что войны без трупов не бывает. Но надо только показывать, а не смаковать их, как в фильмах ужасов.

- Ты согласен, что штурм был необходим?

- Безусловно. Я вообще не представлял, как из этой ситуации может хоть кто-то выйти живым. То, что хоть большинство заложников удалось спасти, я считаю уже большим достижением. Но то, что произошло в Москве, это следствие всего того, что творится в Чечне уже восемь лет. И где гарантия, что это не повторится снова. Но это уже не к журналистам вопрос.

- Последний вопрос: тебе было страшно, когда ты был в ДК или потом, во время штурма?

-Не то чтобы страшно, но определенный дискомфорт был. Я думаю, стресс был у всей страны. Когда я сидел там, внутри у меня зазвонил мобильный - звонила жена. Я сказал, что занят. Когда я вышел и перезвонил ей, она была уже в курсе, где и чем я был занят. И спросила: "Доволен, получил свою дозу?". Да, наверное, я получил свою дозу.

Опубликовано 31 октября 2002 года.